Face-to-face

Забыв обо всем, они упали на широкую тахту, покрытую шелковым покрывалом, и катались по ней, срывая с себя и друг с друга одежду. Фируза немного постояла на крыльце, прислушиваясь к доносившимся до нее из-за двери сдавленным стонам, потом поплелась в сарай. Она сидела на пороге, не спуская глаз с крыльца, и тревожно думала, что не успела выключить свет, а окна хоть и зашторены, но узкая полоска все же светлеет, и видно, что в доме кто-то есть. Лишь через полчаса, отойдя после первого порыва страсти, Ильдерим догадался щелкнуть выключателем. И лишь тогда его мать, с облегчением вздохнув, зашла в сарай и прилегла на стоявшую в углу раскладушку.

Глава одиннадцатая

В девять Халида уложила девочек спать и села смотреть телевизор, а Таня примостилась рядом с ней на мягком диванчике. Ей нравилось, что Халида никогда не загоняла ее в постель, и по вечерам они вместе смотрели телевизор, но это если в программе было что-то стоящее. Если же нет, то к десяти все в доме уже видели десятый сон, так как воздух в этих местах был таким, что с наступлением темноты, глаза почему-то сами собой начинали слипаться.

Именно из-за этого Таня нынче и села перед телевизором — чтобы не заснуть — и после программы «Время» мужественно просмотрела от начала до конца «Земляничную поляну». Жан Габен был великолепен, Халида растроганно взирала на экран полными слез глазами и иногда бросала на Таню восторженный взгляд, словно желая поделиться своим восхищением. Тане, естественно, приходилось проникновенно вздыхать и закатывать глаза. Возможно, будь она в другом настроении, то по достоинству оценила бы игру великого французского актера, но теперь ей абсолютно непонятно было, что происходит на экране. В ушах гулким эхом звучали, отдавались обрывки мыслей — тех, что весь сегодняшний вечер мелькали в голове матери:

«Надену… Что лучше надеть? Да, то розовое платье — в нем я выгляжу моложе… Если что, скажу… да, скажу, что вышла пройтись, было душно. Если Сережа, как вчера, опять будет ждать и захочет, то… то скажу, что у меня месячные. Он сразу заснет, потому что этой ночью уснул только под утро, а сегодня встал рано. Заснет часов в одиннадцать, а в половине двенадцатого я выйду — в совхозе в это время все уже спят, тут рано ложатся… Ильдерим ждет, я тоже уже… Я уже не могу… Боже, не могу, нет сил дожидаться, когда же только закончится этот день! Если Сережа заметит… Нет, не заметит — вернусь часа в четыре, как только начнет светать, он в это время спит крепко. Как же я не подумала, а вахтер в общежитии? Ладно, скажу ему, что моя дочь… Нет, пусть лучше будет не дочь, а беременная невестка. Скажу, что она с вечера почувствовала себя неважно, и я забеспокоилась. Да, так и объясню — вахтер знает, что я врач, жаловался мне на свою одышку…»

От этих мыслей-воспоминаний Тане вдруг стало нехорошо, и она стиснула зубы, чтобы не застонать от отчаяния, а потом вновь мысленно повторила весь разработанный ею план действий: как только закончится фильм, и Халида ляжет спать, нужно выскользнуть из дома и бежать туда — к развилке, — чтобы ждать. Ждать, когда появится предательница-мать в своем розовом платье — где-то около полуночи по всем расчетам. А когда она подойдет, дочь встанет на ее пути и скажет, глядя прямо в глаза:

«Я все знаю! Ты больше не пойдешь к своему любовнику, а немедленно вернешься домой. И никогда больше — слышишь! — никогда даже не пробуй изменить папе. Потому что я всегда все узнаю, я читаю все твои мысли!».

Конечно, мать перепугается, начнет изворачиваться, врать, говорить, что она просто вышла прогуляться. Может даже начать всем рассказывать во всеуслышанье, что у ее дочери нелепые фантазии из-за переходного возраста. Ладно, пусть! Но со своим любовником ей нынче встретиться не придется. И потом тоже — нужно будет следить за каждым ее шагом, и, в конце концов, им придется расстаться. Придется! А вдруг… Вдруг они с Ильдеримом решат пожениться? Так ведь бывает — она захочет развестись с папой, и кто тогда сможет ей помешать?

Смятение и гнев охватили Таню, но лицо ее оставалось спокойным — лишь взгляд устремленных вперед глаз неподвижно застыл. Фильм закончился, Халида, посмотрев на потрясенную, как ей показалось, девочку, понимающе вздохнула.

— Понравился фильм, да? Жан Габен хорош, я тоже никак не приду в себя от его игры, — она тяжело поднялась, одернув халатик, задравшийся на выпирающем животе. — Ты идешь спать Танюша, выключить свет?

— Ты иди, тетя Халида, я сама выключу, а то ты споткнешься в темноте. Иди, ложись.

С трудом скрывая нетерпение, Таня подождала, пока Халида поднимется в свою комнату, и, выключив свет, осталась сидеть в темноте. Неожиданно ее потянуло закрыть глаза, ресницы слипались.

…Она стояла рядом с отцом, и говорила, а он смотрел на нее — неприветливо и удивленно.

«Папа, не спи! Опасность, папа!»

В ушах звенели собственные слова — странные, непонятные. Отец отвернулся, и лицо его стало сердитым…