Faciam lit mei mernineris

…Над миром рассвет Занимается новый И вот огнем Полыхает заря Народ на борьбу Поднимается снова Пусть будет свободна Наша земля…

Пел хоть и неумело, но душевно. Стихли разговоры, кто–то пробовал подтягивать. За мусоропроводом метал харчи недавний метатель бутылок в автомобили. Пролетом выше раздавалась какая–то возня. Присмотревшись, Виктор обнаружил тощую задницу именинника Кота, ебущего девочку в очках, прислоненную к перилам. «Шесть лет в движении, да».

…Никогда не погаснет пламя Священного огня Мы будем бороться за твою свободу Живи Россия моя Мы будем подниматься снова и снова Пусть мир будет против меня И мы умрем за тебя Россия Живи Россия моя!

М. вернул гитару владельцу и смахнул слезу пьяного умиления от чуда рождения музыки. Обнял за плечи парня с гитарой и проводил его на выход из подъезда, чтобы тот миновал сборище. Мало кто знал, что с гитарой у М. были связаны воспоминания о любимой бабушке, по чьей инициативе он несколько лет, страшно мучаясь, отходил в музыкальную школу. Бабушка очень радовалась успехам внука, и долгие годы потом М. испытывал самые почтительные чувства к представителям музыкального ремесла. Многие удивились бы в принципе наличию у него каких–то чувств, отличных от чувства голода. Народная молва считала его совершенно безжалостной и безнадежной свиньей без каких–либо проявлений человека.

А через час Виктор уже был дома. Как всегда в такие дни хвативший адреналина организм долго не мог заснуть. В полусне–полуяви перед внутренним взором проходил калейдоскоп мыслей, событий, лиц. Прыжки на голове… бег… девочка Аня в очках… «Шесть лет в Движении»… что–то еще.

После этого дня Виктор не менее полугода ежедневно встречал по пути домой опиздюленного ими у университета кавказца, изо дня в день наблюдая заживающие пиздюли. Они явно узнавали друг друга, и смотрел опиздюленный очень зло, но никаких последствий эти встречи не имели. А вон концерт никто тогда и не разогнал.

Шел 2002 год.

Гук–общаги

Каждый город, кроме всем известных достопримечательностей, отмеченных на картах и известных туристам, имеет странные и загадочные места со своей собственной аурой. Такие места также известны как «места Силы» — где сами камни хранят дух насилия, жестокости, разнообразных пиздюлей и отпечаток воспоминаний участников и жертв.

Про такое место и расскажу читателю — о широко известном в узких кругах месте, которое, пожалуй, достойно собственной главы нашего повествования.

Между улицами Куйбышева и Малышева есть участок набережной реки Исеть, которая только недавно стала цивилизованной. Раньше там были с одной стороны реки стройки, а с другой – Дендрарий, причем его довольно дикая часть. Берега соединены пешеходным мостиком, который соединяет Дендрарий со стороны Радищева и улицу Карла Маркса. В районе улиц Горького и Карла Маркса и стоят они – гук–общаги, то есть здания по адресу Горького, 20 и Горького 28 «а».

На вид это два обшарпанных исторических здания постройки начала ХХ века, в которых в начале века ХХI путями неисповедимыми поселились гуки. «Кто такие гуки» — спросит непросвещенный читатель? «Гуками» американцы во время войны (а слово появилось еще со времен войны на Филлипинах) во Вьетнаме называли азиатов, ну а в обиход специфических кругов оно несомненно попало из культового фильма «Ромпер Стомпер». Заряд «kill Gooks!!!!» оказался узнаваем, и так излюбленная дичь получила родовое прозвище, а место силы получило свое подлинное имя — гук–общаги.

Никто не знает, откуда и когда там появились азиаты. Почему догадаться нетрудно: это самый центр Екатеринбурга, который в те годы бурно отстраивался в местах ветхого частного сектора, где сейчас находятся масса дорогих новостроек. Кто–то это все должен был делать, и видимо изначально планировалось использовать ветхие здания для жилья рабочих, но вышло из этого нечто совершенно иное. Как–то не помнит там история тихих гастарбайтеров, а помнит то, что обе общаги стали центром розничной торговли наркотиками и местом паломничества наркоманов и разнообразного приезжего сброда. Как следует из названия, преимущественное население общаг составляли азиаты, но в целом присутствовало дерьмо всех национальностей: вонючие киргизы, таджики, даже единичные цыгане и прочий сброд. Жутковатое было место: кругом стройки, через речку парк, освещения мало, и только случайные прохожие шарахаются то от приезжих, то от наркоманов. В развалинах рядом было только на моей памяти два убийства, сопряженных с изнасилованием проходивших мимо девушек. Все там было прекрасно: атмосфера, люди, география, местоположение – как будто кто–то специально выстраивал декорации для того, чтобы гук–общаги стали Меккой для молодых людей специфических убеждений.