Файлы фараонов

Еще в детстве Юкико внезапно открылось: она — другая. В обществе, исповедовавшем первозданную чистоту синтоизма, среди людей, которые превыше всего ценили беспорочные узы кровного родства, маленькая девочка рано научилась стыдиться презрительной клички Гайдзин: что поделать, она и в самом деле была полукровкой.

Однако, как и каждый японец, Юкико уже тогда знала, что означали строгие слова «гири» и «ниндзя».

— Будь сильной, Юкико, не плачь, — говорила ей мать, когда обида становилась непереносимой. — Ты из рода Фунакоси, из рода настоящих самураев. Будь гордой.

Мать ничем не напоминала женщин, что приходили за своими детьми в школу. У нее не было подруг, она ни с кем не разговаривала — кроме папы-тян, высокого улыбчивого англичанина, время от времени навещавшего их квартиру. Для Юкико папа-тян всегда оставался загадкой: пиджак из мягкого твида, терпкий аромат сигарного дыма, прогулки по парку Уэно, удивительные заморские подарки, а перед сном — бесконечные, от которых захватывало дух, истории о заколдованных принцессах. Рядом с отцом можно было не притворяться, что ты сильная, можно было забыть о гири… и купаться в счастье.

В один из апрельских дней, вдоволь налюбовавшись розовыми лепестками цветущей вишни, Юкико с замиранием сердца почувствовала, что взлетает в воздух. В следующий миг она оказалась на надежных отцовских плечах и засмеялась от радости. Прямо перед ней за толстыми металлическими прутьями расхаживали огромные полосатые кошки.

— Смотри, Юкико, это — тигры. Видишь, какие мощные у них лапы, какие острые зубы! Такие откусят твою головку в мгновение ока, как ты откусываешь кусочек от колобка суши.

Обеими руками малышка с восторгом обхватила голову отца.

— Красивые, правда? Густая блестящая шерсть и глаза — большие и карие, как у тебя! Что скажешь, тигренок? Страшно, да? Они красивые только с виду, а на самом деле опасные изнутри!

Дядя Гитин — он никогда не навещал Юкико, пока в их квартире оставался папа-тян, — не одобрял таких походов. После его ухода в глазах матери блестели слезы. Но у дяди было много денег, он занимался какими-то очень серьезными делами. Наверное, маме следовало не грустить, а радоваться их нечастым встречам…

Юкико исполнилось пять лет, когда однажды воскресным вечером мать посадила ее к себе на колени и сказала, что скоро они вдвоем уедут далеко-далеко.

— Твой дядя во время войны спас мне жизнь, маленькая, а теперь ему понадобилась моя помощь. Для этого-то мы и отправимся поближе к папе, в Англию.

В Англию! Туда, где живут папа-тян и другие гайдзин, такие же, как она! Там она будет счастлива.

В течение довольно длительного времени Юкико действительно была счастлива, до тех пор, пока не поняла, что высокомерия и ханжества в Англии ничуть не меньше, чем в Японии. У себя на родине папа-тян тоже считался важным господином, наподобие дяди. Оказывается, у него тоже имелась «репутация», и ее нужно было «защищать». Юкико вместе с матерью пришлось затаиться, спрятаться, как тиграм в зоосаде. С отцом девочка виделась лишь тогда, когда папа-тян твердо знал: его настоящая семья все еще ни о чем не подозревает.

В школе Юкико пришлось гораздо хуже: одноклассники обзывали ее косоглазой, япошкой или китайчонком. Люди на улице оглядывались ей вслед.

— Почему я не такая, как все, папа-тян? — спросила она однажды отца. — Почему меня дразнят?

Лорд Сэмюэл Ротсэй опустился перед Юкико на колени и заключил ее в объятия.

— Я знаю одно место, где тебя будут уважать за то, какая ты есть, тигренок, и там ты научишься быть сильной. Пошли.

Он привел девочку в продуваемый сквозняками спортивный зал муниципалитета, на первое в ее жизни занятие карате. Неделю за неделей, месяц за месяцем Юкико овладевала навыками единоборства. Белый пояс сменился зеленым, а затем коричневым.

В двенадцать лет она повязала на спортивной куртке седан — черный пояс мастера, после чего уже не слышала за спиной обидных прозвищ. По-английски Юкико говорила так же, как и любая другая юная жительница Лондона. Привлекательная и крепкая, она превратилась в настоящего тигренка.

Мать оказалась намного слабее. Папа-тян приходил к ним не часто, и в одиночестве Тидзуко таяла. Изгой на далекой родине, она не стала своей и в Англии. Все чаще стояли в ее глазах слезы, временами она начинала говорить о возвращении в Токио.

А потом случилась беда…

Каким-то образом бульварная пресса узнала, что лорд Ротсэй — известный предприниматель, добропорядочный семьянин! — снимает в пригороде квартиру для своей любовницы-японки и прижитой от нее дочери. Редкие встречи с отцом прекратились — «ненадолго, пусть только уляжется весь этот шум»… Тидзуко совсем пала духом.

— Юкико-тян, — сказала она однажды дождливым утром, отправляя дочь в школу. — Помнишь, я говорила, что Фунакоси ведут свой род от самураев, что ты должна быть сильной?

— Да, мама?

— Дядя Гитин часто вспоминал о твоем дедушке. В годы войны дедушка был офицером императорской армии, сбивал американские самолеты.

— А где он сейчас?