Файлы фараонов

— Вместе со своей женой, то есть твоей бабушкой, он погиб еще тогда, когда мы с братом были моложе тебя. Я знаю, как тебя называли в Токио, знаю, какие клички ты слышала здесь, в Лондоне. Ты чувствовала обиду и боль, но ты боролась.

Юкико молчала, не сводя глаз с лежавшего на столе пакета из промасленной бумаги.

— Дядя Гитин прислал это тебе. Взгляни.

Юкико потянула стягивавшую сверток ленту. Внутри оказались короткие ножны, из которых торчала чуть изогнутая рукоять. На полированном дереве ножен сквозь лесную чащу неслись два свирепых тигра, а по серебряной рукояти кто-то, казалось, рассыпал пригоршню цветков сакуры. Мать сделала легкое движение рукой, обнажив безукоризненное зеркало клинка. Юкико захотелось прикоснуться к сияющему металлу, но лезвие с коротким стуком вошло в ножны.

— Меч требует уважения, Юкико. Помни, он в тысячу раз острее бритвы. Ты могла бы лишиться пальца и ничего не почувствовать. Не испугалась? В письме дядя Гитин рассказывает историю этого меча. Будешь слушать?

Девочка кивнула.

Оказалось, каждый самурай всегда имел при себе два меча: большой, катану, которым разили врага, и малый, вакидзаси, — для ближнего боя либо для того, чтобы ради сохранения чести лишить себя жизни. Вакидзаси, что Тидзуко держала в руках, принадлежал семейству Фунакоси более пятисот лет.

— А где другой? — невинно спросила Юкико. — Где катана?

Мать смолкла, и девочка, оторвав взгляд от мчавшихся тигров, увидела на ее щеках слезы.

— Во время войны, когда твои дедушка и бабушка погибли, у нас с братом ничего не осталось, кроме этих двух мечей. Дядя Гитин нашел их под руинами нашего дома. Мы голодали, я долго болела, и он продал катану, чтобы спасти мне жизнь. Купившие меч американские солдаты понятия не имели о японских традициях, они хохотали и размахивали им как игрушкой…

Тидзуко благоговейно завернула вакидзаси в промасленную бумагу.

— А теперь и я должна исполнить свой долг, — торжественно закончила она. — Ты мужественная девочка, Юкико, в тебе течет кровь твоих предков. Когда-нибудь ты поймешь меня.

Возвращаясь из школы, Юкико заметила возле дома, где они жили, карету «скорой помощи». У входа в квартиру стоял полисмен. Через приоткрытую дверь она увидела на полу краешек материнского кимоно, мокрый и красный, наверное, от пролитого вина…

Похороны были устроены в полном соответствии с синтоистскими обрядами: траурные белые одеяния, дым курильниц, печальный перезвон колокольчиков в знак прощания с Тидзуко Фунакоси, душа которой переселилась в лучший из миров. Из Японии приехал дядя Гитин со своей супругой Митико, милой скромной женщиной. Когда Юкико спросила, где ее отец, дядя ответил, что он занят каким-то «очень важным и ответственным делом».

— Твоя мать умерла как дочь самурая, девочка. В письме она спрашивала, смогу ли я забрать тебя домой…

Так Юкико вернулась в Токио. Прекрасный дом дяди, где она жила, находился в Атами, западном пригороде столицы, в окружении горячих источников. Там было все: огромный сад, пруды с ленивыми золотистыми карпами, покачивавшиеся на воде белые лилии. Все, кроме любви.

Папа-тян остался в другой жизни. От него не приходило писем, он не звонил и вообще не давал о себе знать до того дня, когда Юкико закончила обучение в знаменитом Токийском университете. Единственным способом не замечать косых взглядов однокурсников, забыть о том, что она полукровка, было поставить себя выше чистокровных сынов и дочерей Ямато. За годы учебы Юкико ни разу не получила просто хорошей оценки — только отличные. Все свободное время она посвящала боевым искусствам.

Удивительно, но дядя Гитин одобрил увлечение племянницы и даже стал интересоваться ее успехами. В качестве подарка и в знак признания ее достоинств дядя, выложив немыслимую сумму, устроил Юкико в престижную Сэкигуси-рю. Девушка оценила это и стала заниматься еще усерднее.

Однажды вечером Юкико в полном одиночестве тренировалась на газоне за домом. Шорох гравия за спиной заставил ее обернуться. На дорожке стоял знакомый высокий человек.

— Привет, тигренок!

Сидя за столиком на берегу пруда, лорд Ротсэй маленькими глотками пил чай и, словно не замечая строгого взгляда дяди, говорил о том, как тяготила его разлука с дочерью. Решение оказалось трудным, но оно было принято: семья останется в Англии, а он, следуя зову сердца, переберется сюда, в Японию. Изредка посещать Лондон его заставят лишь самые неотложные дела.

Теперь все изменится.

Но и Юкико успела измениться. Хрупкая оболочка, с детства защищавшая ее душу, превратилась в глухую, непробиваемую стену. Ей вспомнились слезы матери, тоска по забывшему их отцу, лужица «красного вина» на полу…

— Нет, благодарю, — вежливо отказалась Юкико, когда отец предложил ей перебраться в его токийскую квартиру. — Мой дом здесь, с дядей Гитином и тетей Митико. Я буду рада навестить вас, но уйти от них не смогу.