— Сирена, не глупи! Отдай мне их! — шипел Нарцисс, требовательно протягивая Сирене свою раскрытую ладонь в белой перчатке, девушка же все это время испуганно и крепко прижимала к груди злополучные песочные часы. На парне уже, естественно, была надета его серебряная маска-полумесяц. Красавчик хмурился от недовольства и от удивления часто моргал своими идеальными ресницами. Сейчас он ну никак не мог понять, как эта идеально послушная безропотная рыжеволосая девушка, вдруг, сделалась такой смелой и даже посмела ему перечить? Неужели она, все это время безответно влюбленная в него, вдруг, разлюбила?
— Нет, ты их больше не получишь! — строго сказала Сирена, переходя на крик. — Ни за что! Отпусти!
Но в этот момент Нарцисс, который был явно сильнее, потянул часы на себя, драконья пасть, которую он крепко сжимал пальцами, на какой-то момент раскрылась и оттуда вырвалось небольшое облачко черного густого дыма, словно пепел поднялся в воздух из старой табакерки. Облачко заметалось из стороны в сторону, словно живое, и быстро скрылось из вида за полуразрушенными скульптурами фонтана, будто спряталось.
— Дура! Ты выпустила часть Ифрита! — негодовал Нарцисс, невольно отпуская верх часов, отчего драконья пасть тут же захлопнулась с громким лязганьем металлических клыков. — Отдай их мне! Немедленно!
На что Сирена лишь усмехнулась и, тяжело дыша, покачала своей рыжей головой:
— Ни-ког-да!
Затем она мило улыбнулась и прислонилась своими губами к носу морды дракона, той самой, которая еще не успела остыть от тепла горячих пальцев Нарцисса. Да-да! Сирена просто чмокнула дракона в нос, и часы, вмиг, стали золотыми. Это и было то самое страшное проклятие прекрасной певуньи, которое при рождении ей дали Темные Маги.
Однако, сейчас все было у Сирены не так уж и плохо, буквально пару десятков лет назад ее проклятие было гораздо сильнее и ужаснее — она обращала взглядом в золото всех, кого видела, прямо как Медуза Гормона — в камень. Но затем это страшное проклятие удалось «смягчить», теперь только ее поцелуй, как палец Мидаса, обращает в золото все, к чему прикоснутся ее волшебные губы. Так вот и сейчас она смогла уничтожить такое сверхсильное оружие даже для Мира Магии, теперь нет больше никакого могущественного Ифрита времени, весь черный мелкий песок в часах обернулся в блестящую золотую пыль. И лишь только маленькое облачко густого черного дыма незаметно выскользнуло из открытых дверей туалета, и уплыло в неизвестном направлении.
«Вот бы Сирена и этого противного Нарцисса чмокнула! — мечтательно подумал я, — было бы просто идеально!»
— Да ты просто идиотка, Сирена! — кричал в это время на девушку Нарцисс, в наступившей тишине опустевшего и полуразваленного туалета его голос звучал особенно резко и громко. — Только что ты уничтожила самого могущественного из Ифритов! Ты хоть понимаешь, что ты натворила?
Однако, взбешенная и перепуганная Сирена успела лишь только широко открыть рот, чтобы ответить что-то громкое и возмущенное, но ее опередил резкий крик Арния:
— Нарц, сюда идет сам Ректор академии! По плащам!
И один за другим студенты-маги стали укутываться в свои белые мантии, исчезая и телепортируясь из туалета со скоростью света. Самой последней и, естественно, далеко не с первого раза «испарилась» неудачница Пандора. Впрочем, ее чулки, стоптанные туфли и помятая юбка остались валяться на мокром полу. Хорошо хоть трусы в этот раз прихватила с собой! Благо, ее братец Арний вовремя все заметил, подобрал и отправился догонять во времени и пространстве свою растеряшу-сестрицу. Ну, конечно же, он ее найдет, ведь этому парню всегда во всем везет по жизни! Не то, что мне…
Мы остались наедине с Тамлином в полумраке погасших факелов и посреди журчания протекающих унитазов. В моем горле снова пересохло, в висках забарабанил пульс. Каким-то образом проклятье исчезло. Возможно, потому что Ифрит был обращен в золото. Тамлин был снова молод и потому красив, как юный бог. Я старался не пялится на него и сделал вид, что очень заинтересовался мокрым мраморным полом прямо перед собой. Какая гладкая полировка, какой безупречный дизайн камня. Даже маленькая лужица на этом супер-гладком полу идеально, словно зеркало, отражало действия Тамлина. Вот он украдкой озирается по сторонам, длинная косая челка черными вороными прядями закрывает половину его лица, лишь только голубые глаза горят в полумраке, как у сиамского кота. Отблески факелов прошлись по очертаниям острых скул, которыми, кажется, можно порезаться, и остановились на изящной тонкой шее без кадыка. Странно, конечно, но вот чего-чего, а кадыка-то совсем не было видно, но ладно.