На реку уже давно опустились стылые осенние сумерки, а краски окружающей природы выцвели, оставив лишь бесконечное многообразие оттенков серого и голубого, когда из-за очередного поворота показался короткий деревянный причал. Куда короче и меньше, чем в Приречье, здесь он скорее походил на большие мостки, с которых так удобно стирать по утрам грязные труселя.
Вопреки всем писанным и неписанным правилам жизни на западе, свет в поселке не горел. Не было видно ни отблесков костров, ни луча фонаря с вышки – ничего. Угрюмо топорщился кривоватый бревенчатый частокол, за которым смутными тенями возвышались крыши домов, а двустворчатые ворота никто не удосужился закрыть. Заподозривший неладное Раскон велел останавливаться и якориться, не приближаясь к причалу. Навалившаяся после усыпления эйносов оглушительная тишина лишь укрепила команду во мнении, что с Подречьем что-то не так.
Брак, как и все остальные, пристально вглядывался в негостеприимный берег, ища объяснение происходящему, когда орудующий главным светильником горжи Шаркендар нащупал лучом света что-то интересное. Точнее, кого-то.
Купаясь в синем цвете фонаря, отбрасывая на стену густую изломанную тень, рядом с воротами стоял высокий, широкоплечий бородач. Стоял спокойно, неподвижно, словно вечерний забулдыга, сосредоточенно вспоминающий о том, как правильно мочиться. Облачен он был в красно-бурую рубаху и серые, едва достающие до колен, штаны. Попав под свет, бородач встрепенулся и медленно повернулся в сторону реки всем телом.
И так с трудом унимающий грохот сердца и стук крови в ушах, Брак оцепенел и до хруста вцепился руками в рукоятки скраппера.
Глаза жителя Подречья, мутные, белесые, смотрели прямо на него. Мертвые глаза на мертвом лице, оскалившемся совершенно нечеловеческой гримасой. А длиннополая рубаха из грубой серой ткани – краса и единственная гордость беднейших обитателей лесов – оказалась не красной. А залитой кровью, от горла и до самого паха.
Откуда-то позади Брака раздался испуганный выдох и отчетливый лязг взводимой пружины.
Глава 18
– Пьяный?
– Не похоже. Стоит ровно, не шатается.
– Перепил малец, зарезал кого-то…
– Гхм. А свет где? Кандар, принеси окуляр, который ночной. И банку заправь.
Тихие, вполголоса, переговоры доносились до Брака будто издалека. Перед его глазами вставали старательно изгоняемые из памяти искатели во главе с жутким безглазым покойником. Как его звали? Что-то на С, или на Г. Сомрат?
Мысли путались, вытесняемые из головы одной единственной, стремительно захватывающей все его существо: “Немедленно бежать и не оглядываться”. Мертвецы с “Вдовушки” все-таки догнали свою ускользнувшую жертву, пусть на это им и понадобился целый месяц. Сверхъестественная лесная жуть, которой точно не место под лунами Гардаша, вернулась на землю в обличье бородатого лесоруба из лесной глуши. И, судя по тишине в Подречье, явно успела натворить дел.
– ..жет напали? Зря мы тут торчим поперек реки…
– Свет не глушить, эйносы не усыплять. Кто бы на них напал? До степи больше тридцати миль.
– Бандиты? Зверье? Этот, крылатый…
– Драк?
– Крыши целые. Драк бы все пожег к шарговой матери.
– Гхм.
Вернувшийся из кладовой Кандар протянул Раскону окуляр – массивный, перевитый трубками, с торчащей сбоку банкой и крохотным, в сравнении с ней, отверстием линзы. Фальдиец поколдовал над устройством, пощелкал рычажками и поднял тихо загудевший прибор к глазам. Жерданы, не дожидаясь команды, принялись звякать оружием и облачаться в гибкие панцири, сведенные из плотно подогнанных костяных пластинок. Шаркендар курил уже третью трубку, поминутно сплевывая за борт и сдавленно кашляя в кулак.
– На вышках пусто. Стена целая, ворота не выбиты. Дома… Дома, крыши целые. – бормотал фальдиец, прильнув к окуляру. – Что-то горело? Гхм.
– С мужиком что? – не выдержал Кандар. – Меня до печенок пробирает, как он на нас смотрит.
Раскон на его слова внимания не обратил. Покрутил рукоятку устройства, чем-то хрустнул и принялся осматривать реку и прибрежные заросли, подолгу задерживаясь взглядом на самых темных участках. Ночь уже рухнула на реку, окончательно сожрав все намеки на цвета, а вода только начинала разгораться голубым – на холоде эйр светился неохотно, подолгу просыпаясь и почти не испаряясь.
– Берега чистые. Либо хорошо прячутся, либо действительно никого.
– От ночника-то?
– Гхм.
– С мужиком что, Рас? – Кандар нервно пробарабанил пальцами по клешне. – Кого бы тут ждали, нас что ли? Здесь такая глушь, что можно месяц просидеть и даже вшивого плота не увидеть.
– Сюда цепы приходят. Увозят…
– Бутылки, – прервал Жердана фальдиец. – Никому в голову не придет нападать ради бутылок, пусть в них и разливают “Горные слезы”. Болезнь? Дикие звери?
– Уходим отсюда, – прокашлял Шаркендар, – К шаргу такие загадки, сам говорил.
– Раскон, ты меня вообще слушаешь? – едва не проорал Кандар, насколько вообще возможно орать шепотом. – Что с мужиком?