Фальшивомонетчик

Он тихонечко удалился в спальню и спустя некоторое время позвал оттуда Клещова. Тот, все еще пребывая в трансе, послушно последовал на голос сообщника. Сцена, представшая перед ним, была из числа тех, что способны повергнуть в трепет самые заскорузлые души. Кровать Клещова была сдвинута с места, а тайник под ней разорен. В эмалированном тазу бесшумно и жарко пылал огонь, в который Боря щедро подкладывал все новые и новые купюры. Ситуация обязывала Клещова как-то высказаться - похвалить Борю или, наоборот, обругать, однако молчание затягивалось, и лишь временами с губ его срывались жалобные мычащие звуки.

Боря принял это мычание за вопрос и жизнерадостно стал пояснять:

- Это я, шефуля, опыт такой провожу. Тест на жлобство. Выясняю, выработался ли у тебя иммунитет к корыстолюбию.

Лучше бы Боря так не говорил! А еще лучше - не разводил бы этот дурацкий костер. Перестарался он. Перегнул палку. Надо было для пробы сначала рубль сжечь, да и то желательно свой собственный. Синдром Шейлока болезнь не простая, это вам не банальный алкоголизм.

Как взбесившийся лев, как тропический ураган, налетел Клещов на тщедушного Борю. Он даже не ударил его, нет - он просто сдул, смял, отшвырнул жертву прочь. Костер был погашен в одну секунду - драгоценное содержимое таза, вывернутое на пол, Клещов накрыл собственной грудью. После этого, обжигая пальцы, он начал торопливо сортировать купюры, выбирая те из них, на которых сохранился номер, - он точно знал, что при этом условии банк обязан обменивать поврежденные дензнаки. Вот только как объяснить, откуда взялось столько обгоревших денег? Что придумать? Ох, беда!

- У-у, гад! - прорычал он через плечо. - Подожди, получишь у меня сейчас!

Однако Боря на эту угрозу никак не отреагировал. Он сидел, привалясь спиной к стенке, между кроватью и опрокинутой тумбочкой, откинув голову на правое плечо и выпучив желто-кровяные закатившиеся глаза.

Некоторое время, сидя на корточках, Клещов наблюдал за ним, потом встал и встряхнул за плечи. Борина голова мотнулась в другую сторону, открыв залитую кровью щеку и глубокую ссадину между глазом и ухом.

"Все, - подумал Клещов. - Убил! Этого только не хватало! Ну и ночка!"

Он долго стоял так в тяжелом раздумье, между бездыханным телом и кучей дымящихся банкнот, потом устало вздохнул и глянул на часы.

До рассвета оставалось часа два-три.

Борино тело, состоявшее из тонких, птичьих костей, весило немного. Клещов легко взвалил его на плечо и, отпихнув ногой тревожно воющего пса, потащил за дом - туда, где участок выходил задами к крутому обрыву, под которым глухо шумела во тьме река, сильно разбавленная технологическими отбросами и потому в черте города никогда не замерзавшая.

"Глубина тут метров десять, - думал он. - Как говорится, концы в воду. Кто его, беспаспортного, искать будет".

От реки пахло тиной и мазутом. Не доходя шагов десяти до обрыва, Клещов сбросил Борино тело на землю и стал торопливо его ощупывать.

"Так, в карманах спички, табачные крошки, какие-то бумажки, пробки. Все вон, чтоб никаких следов. Кеды, лыжный костюм - в этом я его и подобрал. Трусы мои, но в таких трусах полстраны ходит. Больше ничего нет".

Почему-то Клещов пожалел вдруг, что так и не справил Боре приличной одежды, успел только подарить несколько пар носков и кое-что из старого белья.

"Кажется, все! Не мешало бы еще камень на шею. Впрочем, сойдет и так. Тут на дне всякой проволоки больше, чем на линии Маннергейма. Бог даст, зацепится".

- Ну, прощай, - сказал он. - Видит Бог, не хотел я! Так получилось.

- О-о-о! - тонко и жалобно простонал Боря. - О-о-о! Голова-а-а!

Зубы Клещова клацнули. Он присел, ухватил Борю за щиколотки и, по-рачьи пятясь, поволок к краю обрыва.

Дико, истошно орали немногочисленные, а потому необыкновенно наглые петухи. Вот-вот на улицах должны были появиться первые прохожие.

"Дотащу до ближайшего телефона-автомата, вызову неотложку, его оставлю возле будки, а сам смоюсь", - решил Клещов.

Он до сих пор не мог понять, почему не исполнил задуманного, почему в самый последний момент, когда голова Бори уже свешивалась над пропастью, куда более темной, чем окружавшая их ночь, а по склону обрыва застучали запрыгали, уносясь к воде, сбитые камешки, в его собственных руках не хватило силы на один-единственный, последний толчок... То ли кишка тонка оказалась, то ли причиной был сам Боря, тихо и даже как-то спокойно промолвивший вдруг: "Не надо в воду... Боюсь... Лучше здесь добей... " - кто сейчас разберет. Факт оставался фактом - вместо того, чтобы пускать пузыри, Боря, вновь потерявший сознание, трясся сейчас на закорках Клещова. Телефонная будка встретила их зиянием расколотых стекол. Дверь отсутствовала напрочь, точно так же, как и трубка, вместо которой торчал короткий, разлохмаченный обрывок шнура.

Следующий переговорный пункт находился в километре отсюда, напротив здания милиции.