— Дай бог мужьям...— Кристофер уже протягивает руку, хочет ответить древнелатышской здравицей, но в это мгновение с неба, с серебристых облаков, из зелени деревьев брызнула музыка, весеннее concerto grosso. Хор дроздов, арфы березовых макушек, а посредине ясно слышится вирджинальная пьеса Бёрда и голос Маргариты... К нему присоединяется альт — поет Мери Фитон. Звучит дуэт: «О stay and hear yor true love’s coming» ( Остановись, вслушайся, твоя настоящая любовь идет (англ.).)
Солнечный диск мало-помалу начинает рдеть.
— Маргарита! — зовет Кристофер. Выбивает из рук магистра протянутую ему серебряную стопочку.— Маргарита! Маргарита!
Музыкант падает на траву, она росиста, влажна и сверкает, прижимает губы к серебряным каплям, стряхивает их на ладони, пьет. Маловато, правда, но ему хватает.
Диск солнца налился пурпуром.
Магистр в ужасе смотрит на него.
— Кровь! Это конец! Маргарита мертва.
— Нет, это начало! — кричит Кристофер.— Маргарита жива. Сейчас придут Мстители!
Трампедах быстро наполняет стопочку, безумным взглядом пялится на солнце, которое стало совсем огненным.
— А,— шепчут его побелевшие губы,— я понимаю.., Это он. Он идет за мной. Теперь я помню все. Кит! Конец, кажется, был такой: «О, lente, lente currite noctis equi...». Светила движутся, несется время, пробьют часы, придет за мною дьявол...
«Это монолог знаменитого англичанина Кристофера Марло из «Трагической истории доктора Фауста». Дептфордский аббат признает себя побежденным, его охватил страх»,— думает Кристофер.
...Вижу, бог Простер десницу, гневный лик склоняя.
Громады гор, скорей, скорей обрушьтесь И скройте вы меня от гнева божья!
Нет! Нет!
Мне лучше в бездну ринуться стремглав.
Земля, разверзнись! Нет, меня не примет!
Вы, звезды, зревшие мое рожденье,
Вы, чье влиянье смерть несло и ад,
Умчите Фауста, как легкий дым,
В набухшие утробы грозных туч,
Чтоб их дымящаяся пасть извергла Мои раздробленные члены в воздух,
Душа же вознеслась бы к небесам.
Янис Вридрикис всегда отрицал, что знает поэзию Кристофера Марло. Но то были чистые враки, старый хрыч знал не только поэзию, но и поэта... Как-никак встречались несколько сот лет назад.
Трампедах совершил последнее осознанное движение: поднес серебряную стопочку к губам и опрокинул яд, который сам измыслил, продал коричневым тельницам и тем погубил сотни тысяч жизней. После сего штурмбанфюрер грохнулся на грязную мостовую и остался там лежать раздавленным пауком. Крохотный тощий котенок, неизвестно откуда взявшийся, ластится у Кристоферовых ног. И хотя голова музыканта гудит и трещит и сил почти не осталось, он нагнулся и подобрал пискуна. Божья тварь изголодалась, котенок принялся лизать и покусывать его палец.
— Мне нечем тебя угостить,— сказал музыкант.
Они вышли из лагеря и остановились на обочине дороги, потому что не знали, куда идти. Здешние места Кристоферу были незнакомы. Но тут котенок, а за ним и музыкант повели носом.
— Чуют мои ноздри, что со стороны ельника тянет дымом костра и запахом бараньего жира. Пошли, котик!
Музыкант, прижав к груди маленькие мощи, идет прямо на аромат еды. Через кочки, через канавки. Чем ближе к лесу, тем горше запах дыма и слаще дух стряпни. На опушке стоят советские воины. Молодые ребята в зеленоватых гимнастерках со звездочками на лбу, загорелые, веселые. Завидев Кристофера, кричат:
— Мир! Победа!
А посредине походная кухня — котел на колесах распространяет райское благоухание.
— Иди к нам, отпразднуем день Победы!
— Звучат песни, шутки. Не обходится и без гармони.
Кристоферу предложили жестяную миску, полную красноватой похлебки, и буханку хлеба, музыкант не выдержал, вонзил зубы в мякиш. В вареве плавали кусочки жирного мяса с рисом.
Котенку налили в глиняный черепок парного молока: какая-то крестьянка только что притащила ведро утреннего надоя: «Спасибо за мир»,— сказала и оставила. Котенок лакал. Кристофер хлебал и закусывал булкой, оба мурлыкали, а загорелые парни смеялись и предлагали еще. Все понимали: гражданин и его кот проголодались. Старшина узнал, что оба явились из овощного подвала, где провели месяц под замком.
— Рубай, рубай, генацвале, хорошо, что жив остался,— говорит повар и все подливает. Кристофер начинает смекать, что похлебка состряпана из эшалота и баранины, в нее добавлен рис, изрядное количество лаврового листа и красного перца.
Молодой человек накрепко запомнил рецепт и поместил его в третью главу новой поваренной книги, где вы можете найти его под названием могучей кавказской похлебки — харчо.
ЭПИЛОГ
Так случилось, что cand. pharm. Янис Вридрикис Трампедах, некогда рассудительный зельник и эскулап, потайной врачеватель из города Цесиса, запятнавший последние десять лет своей жизни срамными поступками и гнусностями, заслуживший презрение ближних и наказанный богом, не смог сподобиться искупления грехов своих, ибо, как сказано в Ветхом завете, «кровь можно смыть только кровью, а не вином» (Новый завет, правда, допускает и последнее).