— Аре вах! * — воскликнула тетя Фариха. — До чего же хороша!
Словно до этого, облаченная в джинсы и футболку, Анюта была начисто лишена женской привлекательности, и только в индийском национальном наряде ее, наконец-то, смогли "разглядеть" по-настоящему.
Имран хмуро зыркнул на нее из-под очков, и Анюта снова поймала себя на мысли, что чем-то ему не нравится. На его жену Алию она и вовсе предпочла не смотреть, чтобы не расстраиваться. Зато глаза всех остальных сияли искренним восторгом. Мальчишка вообще ходил за ней по пятам, разинув рот от восторга: ну надо же, иностранная тетя — и вдруг превратилась в нормальную!
— Присаживайтесь к столу, — кивнул дядя Али. — Скоро будем ужинать. Фариха и Суфия сегодня расстарались: приготовили самые вкусные индийские блюда!
Из кухни и в самом деле доносились дивные ароматы, отчего Анютин желудок мучительно сжался, требуя немедленно наполнить его этими восхитительными кушаньями. И плевать, если даже они будут слишком острыми для нее…
Едва семейство расселось за столом и Суфия забегала из кухни в комнату и обратно, принося все новые и новые тарелки, приборы и угощения, как загрохотала входная дверь.
Вздрогнув, Анюта обернулась. В квартиру ввалился парень в рваных джинсах, бандане, из-под которой выбивались длинные пряди волос, темных очках и с татуировками на обеих руках.
Али Зафар выразительно закатил глаза.
— Это мой младший сын Аман, — со вздохом, словно стыдясь этого факта, сообщил он.
___________________________
* Аре вах (are wah)! — типичное восклицание в Индии, означающее восхищение чем-либо.
Часть 11
Москва
Жека не слышала, как за полчаса до спектакля к Белецкому явилась театральная гримерша: легендарная Хана Львовна Вайнштейн, через руки которой прошло несколько поколений замечательных артистов — и заслуженных, и народных. Белецкий был ее любимчиком с самого первого дня своего появления в этом театре.
— Ну что за рожа у тебя, Саша! — с неизменной искренностью восхищалась она, бесцеремонно хватая молодого мужчину за подбородок и поворачивая то так, то эдак, чтобы рассмотреть получше. — Прямо руки чешутся какой-нибудь изъян пририсовать. Шрам, что ли… или хотя бы родимое пятно. Угораздило же таким смазливым на свет появиться! Не будь мне бессовестно много лет, уж я бы непременно к тебе в штаны залезла, чтобы убедиться — неужели у тебя и там все настолько безупречно? — и сама же принималась хохотать над своей шуткой.
Хана Львовна была циничной и пошлой особой, с весьма специфическим чувством юмора, поэтому не у всех артистов, служащих в театре, складывались с ней теплые отношения. Многие банально опасались попасть на ее острый ядовитый язычок. Хана Львовна всегда рубила правду-матку сплеча и не боялась никого — даже самого главрежа, а вот тот малодушно побаивался гримершу и, завидев издали ее тучную фигуру, тут же старался скрыться, бурча себе под нос: "Старая ведьма…" Руки, при всем том, у нее и впрямь были золотые. Хана Львовна могла превратить старуху в юную девушку — и наоборот; могла сделать из нищего — принца, а из красавца — чудовище. Поговаривали, что в юности она мечтала стать художником… но что-то не срослось, не сложилось. Впрочем, театр в итоге стал для Ханы Львовны роднее, чем дом: она любила его всей душой и всю себя без остатка посвящала работе.
Белецкий относился к ней трепетно и нежно, практически как к матери (или даже бабушке), и всегда оставлял ей после каждого спектакля самый красивый из подаренных ему букетов — в знак благодарности и искреннего расположения.
В этот раз, едва Хана Львовна ворвалась к нему в гримерку, топая ногами, как слон, и громко протрубила приветствие, он приложил палец к губам и взглядом указал на спящую в кресле Жеку.
— Что это? Очередная пассия? — иронично изогнула бровь пожилая гримерша. — Смотри, Саша, не надорвись… особенно перед спектаклем-то. Значит, не врали девчонки сегодня в буфете, когда говорили, что ты опять с новой бабой! Ох, и хороший ты танцор, раз тебе даже яйца не мешают…
— Напраслину возводите, Ханочка Львовна, — хмыкнул он, не обижаясь. — Я эту девочку и пальцем не тронул, клянусь.
— Пальцем как раз и необязательно… — начала было она в своем репертуаре, и он, глазами умоляя ее заткнуться и не развивать дальше деликатную тему, все-таки не смог удержаться от улыбки.
— Просто случайная знакомая, — негромко пояснил Белецкий, пока гримерша колдовала над его лицом, превращая его в шутовскую физиономию. — Она заболела и теперь отдыхает, набирается сил. Только и всего.
— Мели, Емеля… — засмеялась Хана Львовна, не поверив ему ни на секунду. — "Случайная" — от слова "случка"?..