Фанаты. Сберегая счастье

А потом начинается ад. Чем ближе к юбилею, тем больше ему приходится работать. Только записали все фонограммы, и Всеволод Алексеевич заявил, что его тошнит от студии и он до самого дня рождения ни одной ноты больше не споёт, как выяснилось, что одна из «арабесок» сломала ногу, катаясь в Куршевеле. И теперь у них не трио, а дуэт, не считая юбиляра, и фонограмму надо переписывать. Потом что-то не срослось с буклетами, первоначальный спонсор отказался финансировать печать, а нового найти не успели. А текст уже написали, и Туманов уже мысленно одарил каждого зрителя этим буклетом на память. За неделю до концерта началась свистопляска с пригласительными, которых вдруг потребовалось в два раза больше, чем Всеволод Алексеевич предполагал. Куча старых знакомых резко про него вспомнила и захотела на концерт на халяву. Телефон не умолкал даже ночью, некоторые из знакомых уже забыли, что юбиляр давно не в тусовке, и в половине первого ночи чаще в кровати, а не на корпоративчике. Сашка пробовала отключать звук, но Туманов, если находил утром сообщения о пропущенных звонках, начинал ругаться. Он вообще теперь ругался гораздо чаще обычного. Сашка старалась героически молчать, понимая, что это, во-первых, непосильные нагрузки, в том числе нервные, а во-вторых, постоянно высокий сахар. На фоне всё тех же непосильных нагрузок.

Лишние билеты для приглашённых взяли из кассы, заодно выяснив, что продажи не впечатляющие. За три дня до концерта свободной оставалась четверть зала, в основном дорогой партер. Его легко раскидали по приглашённым, но Всеволод Алексеевич ещё больше погрустнел. Сашке даже не требовалось с ним разговаривать, чтобы понимать ход его мыслей. «Не любят, забыли, вышел в тираж». Хотя как по ней, проблема была в запредельной стоимости билетов. Цены определяли организаторы, явно пытаясь отбить «подаренную» Туманову аренду, а его целевая аудитория бабулечек вряд ли жаждала отдать полугодовую пенсию за концерт любимого артиста. Но нервничать это сокровищу не мешало.

А тут ещё журналисты. Все хотели интервью с юбиляром, так что в итоге он решил собрать пресс-конференцию. Основательно так собрать, в конференц-зале, об аренде которого специально договаривались. В итоге пришли три с половиной калеки, которые задавали вопросы из серии «в каких городах вы побывали» и «какие у вас дальнейшие творческие планы», а Сашка злилась, что сокровище впустую тратит и так редкие часы отдыха. Зато сразу после конференции начались новые звонки, приглашения на интервью и попытки взять те же интервью по телефону.

На пресс-конференции прозвучал и первый тревожный звоночек. Отведённое время подходило к концу, Сашка уже удостоверилась, что собравшиеся «акулы пера» все без зубов и никаких каверзных вопросов не ожидается, и разглядывала пейзаж за окном, скучая. Всеволод Алексеевич что-то излагал по поводу трепетного отношения к зрителю, к голосу и к песне в целом. А потом кто-то спросил, как ему удаётся так замечательно выглядеть и держать себя в форме.

— Вы знаете, это же только фасад. А за фасадом всё не так радужно, — не меняя «сказочного» вкрадчивого тона, начал отвечать Туманов.

Сашка оторвалась от окна и перевела взгляд на сокровище.

— Но вы бы хотели прожить до ста лет? — не успокоился журналист.

— Хотел бы, но не получится.

И переключился на рассказ о предстоящем концерте.

Потом, в машине и дома Сашка не стала ничего говорить. Зачем? Чтобы поругаться? Не первый раз он высказывается в таком ключе, но впервые на публику. А то, что лично она просила его так не делать… Он сейчас настолько сосредоточен на юбилее, что все «домашние» установки, касающиеся их отношений, просто выпадают из его поля зрения.

Накануне концерта Сашка надеется уложить его спать пораньше, но в десять часов вечера звонит Ренат и предлагает съездить в зал и посмотреть, как монтируют декорации.

— Господи, зачем? — стонет Сашка. — На что там смотреть? Без вас не справятся? Вы рабочим сцены решили пойти, на полставки?

Но Туманов одаривает её таким взглядом, что продолжать не хочется. И нарываться на лекцию об ответственном отношении к своему делу тем более.

— С вами поеду, — вздыхает Сашка.

И кажется, он косится на неё не с благодарностью, а с недовольством.

До «Крокуса» добираться почти час. Ещё два часа он ходит по залу, ругается с рабочими сцены, спотыкается о провода, придирчиво осматривает закулисье, где распределяют гримёрки между приглашёнными на завтра артистами, развешивая таблички на дверях. Ворчит, что всё не так и всё неправильно делают. В итоге домой они попадают в половине второго ночи. В два укладываются спать. А в семь утра Сашка просыпается от постороннего шума. В первую минуту пугается, что это его дозатор-глюкометр подаёт сигнал тревоги, но продрав глаза, понимает, что пищал телефон. Всеволод Алексеевич сидит в кровати, в очках, и читает смс-ки.

— Интересно? — хмыкает Сашка. — С днём рождения, Всеволод Алексеевич.

— Безмерно. С пяти утра читаю. Спасибо, Сашенька.