Фанаты. Сберегая счастье

Всеволод Алексеевич невозмутимо тыкает пальцем в планшет, ищет следующий выпуск ток-шоу. Ютуб упорно подсовывает ему не то, включает рекламу. Туманов недовольно пыхтит. Сашка, не поднимая головы, тыкает в нужную картинку. Полумамонт. Очки ему перестали подходить, что ли? Надо к офтальмологу сходить, зрение проверить.

— Спасибо.

— Пожалуйста. Так почему перехотелось?

— Перехотелось и всё. Там жарко, отдыхающие толпятся. Давай дома побудем.

— Вы из-за меня что ли? Я нормально себя чувствую.

— Я вижу. Всё, отдыхай. Я сказал, сегодня постельный режим.

Кто она, чтобы с ним спорить? Сашка даже задрёмывает под споры политиков. Просыпается от того, что десну дёргает. Да что ж такое-то! Из жопы у стоматолога руки росли, что ли? В конце концов, это не первый выдранный зуб в её жизни. Нормальных людей их немочи расстраивают, а Сашку раздражают, даже бесят. Знала бы, ни за что не пошла к врачу. Живут люди с зубами мудрости и по десять лет. Сашка должна быть всегда в хорошей форме и хорошем настроении. Ладно, второе опционально. Но первое обязательно.

— Ты чего пыхтишь как обиженный ёжик?

Всеволод Алексеевич заметил, что она проснулась, и склонился над ней.

— Ничего. Не люблю спать днём.

— И совершенно напрасно. Врёшь ты мне тоже совершенно напрасно, кстати.

— Я вам никогда не вру!

— Да? — скептически изгибает бровь. — Ты обезболивающее так и не выпила?

— Да выпила я! Не помогает оно!

Получилось резче, чем хотелось бы. Ну ещё поори на него. Он же, видимо, виноват, что тебе плохо. Всеволод Алексеевич качает головой, убирает планшет и встаёт. Сашка провожает его взглядом. Обиделся? Ну и правильно сделал. Он уходит из комнаты, а Сашка пытается собраться силами, чтобы встать и пойти извиниться. Но прежде, чем собирается, Всеволод Алексеевич снова появляется на пороге спальни. В руках у него тарелка с котлетами и чашка с компотом.

— Знаешь, почему лекарство не помогает? Потому что ты ничего не ела. Ну-ка давай быстро. Котлетки мягкие, жевать не надо.

И на лице такая искренняя забота написана, что Сашке зареветь хочется. Вот же сокровище. Народный эмпат России. Даром что её тошнит от одной мысли о котлетках, придётся есть.

— Всеволод Алексеевич, спасибо, конечно, но это так не работает. Причём тут еда и лекарства?

— Очень даже причём. Тётя доктор, тебе не стыдно? Не знаешь элементарных вещей.

— Ну объясните!

А сама уже ест под его пристальным взглядом.

— И объяснять ничего не буду. Сама убедишься. Я медицинских институтов не заканчивал, всё, что у меня есть, это жизненный опыт. Который говорит «покушай, и всё пройдёт». Ну и ещё «поспи, и всё пройдёт». А ты, Сашенька, совершенно не умеешь болеть.

— Ой, можно подумать, вы умеете!

— Мне пришлось научиться.

Они встречаются взглядами. Всеволод Алексеевич абсолютно серьёзен. А ведь он прав. Ему пришлось научиться. Ему, может, тоже не нравится чувствовать себя постоянным пациентом. Но терпит же, и принимает помощь, и иногда сам о ней просит. И находит силы ей улыбаться, благодарить. А Сашка из-за несчастного зуба на него сорвалась.

— Простите, Всеволод Алексеевич. Я правда не умею.

И лезет обниматься, точно зная, что он не оттолкнёт. А он уже смеётся и целует её в макушку.

— И не учись, Сашенька. И не надо.

Они снова включают «волшебную говорилку» и лежат, думая каждый о своём. В какой-то момент Сашка замечает, что десну отпустило. Волшебным образом. Правда, что ли, надо было поесть? Или объятия помогли?

— Всеволод Алексеевич?

— М-м-м?

— А как вы зубы делали? У вас ведь своих почти нет, да? Импланты же?

— По большей части. И несъёмные протезы. Мне повезло, я до диабета успел. Иначе это была бы большая проблема.

— Да, — соглашается Сашка. — Но непереносимость боли у вас, я полагаю, давно, если не всегда. А приятного-то мало даже для обычного человека.

Молчит. Чего вдруг? Она ничего особенного не спросила, вроде. Они и более интимные темы спокойно обсуждают.

— Всеволод Алексеевич?

— Ругаться будешь. Я перед очередным юбилеем все зубы разом сделал. Три или четыре импланта и мосты. Весь перед. Ты, может быть, даже заметила, как я на концерте весь вечер языком по зубам шныряю, я сам заметил, когда запись смотрел. Никак привыкнуть не мог. Вживляли заранее, за несколько месяцев, а поставили всё аккурат перед концертом, еле успели.

— Ну и?

Сашка упорно не видит ничего крамольного. Запись ту помнит, излишне подвижный язык в кадре тоже. Было это сто лет назад и давно не вызывает у неё никакой эмоциональной реакции.

— Так я под наркозом делал, Саш. Потому и разом.

— ЧТО?!!

— Вот. Я знал, что ты будешь ругаться. А какие у меня были варианты?

— Вы! Вы вообще понимаете, что такое наркоз? Что наркоз не полезен, как бы!!! Что его делают только по показаниям, когда нет других вариантов! А вам так тем более!!!

— Саш, это много лет назад было, я был ещё вполне здоровым человеком. И делали лёгонький такой наркоз, полусон. Я даже помню, как домой попал, меня водитель до двери довёл. Ощущение, что ты пьян в стельку. Хуже потом, когда анестезия проходит, и у тебя болит вообще всё. Не с одной стороны, как у тебя сейчас, а везде.