Фанаты. Сберегая счастье

Сашка с самым нейтральным выражением лица переодевается, готовит и подаёт ему чай без каких-либо добавок и закусок, даже помогает найти нужный канал. Потом так же спокойно достаёт из шкафа гладильную доску, возится с утюгом незнакомой конструкции, раскладывает на доске его концертные брюки.

— Да я бы сам, Сашенька, — подаёт голос сокровище.

— Лежите отдыхайте. Научилась я уже стрелки делать.

Правда научилась. Штук десять видеороликов на Ютубе посмотрела, а потом Туманов ещё лично мастер-класс проводил. И экзамен принимал. Хотя дома всё равно чаще он брюками занимается.

— А мы можем посмотреть в волшебной говорилке, сколько билетов на сегодня продано? — вдруг нарушает он воцарившееся молчание.

— Можем. Продано девятьсот семь билетов. Мест в зале тысяча сто.

Молчание. Сашка невозмутимо отутюживает воротник рубашки. Потом поднимает на него глаза.

— Что? Заранее посмотрела. Знала, что вы спросите. Свободные места на самых дальних рядах, на балконах. Считайте, что солд аут.

— Что?

— Аншлаг, говорю. Будет. Вас помнят, вас любят, вас ждали. Всё хорошо.

Сашка вешает рубашку на вешалку, смотрит на часы. Скоро уже выезжать. Лезет в свою сумку, достаёт большую косметичку, которая лежала на самом дне. Собираясь на гастроли, Сашка искренне надеялась, что она не понадобится, и даже клала её так, чтобы не привлекать внимания Туманова. Но сейчас ей наоборот, внимание нужно привлечь.

Она вытаскивает из косметички ампулы, одноразовые шприцы, жгут, пачку спиртовых салфеток. Всё это добро нарочито спокойно расставляет на столике, прекрасно понимая, что Туманов следит за её действиями.

— Всеволод Алексеевич, а вы браслет свой дома оставили?

— Да, зачем он мне здесь?

Браслет диабетика в Прибрежном он надевает, когда куда-то уходит без Сашки: в магазин, на почту, просто прогуляться. Постоянно не носит, ему мешает. Ну и на гастроли не брал, он не собирался отдельно от неё тусоваться.

— Очень жаль. Надо было брать. Так, давайте я сниму дозатор. И канюлю тоже сниму, если что, ночью новую поставим.

У него вытягивается лицо. А Сашка держит нарочито спокойный, деловой тон. Как будто всё идёт по плану.

— Зачем? Два дня назад меняли. Что за акт садизма? А дозатор зачем снимать? Он вполне успешно пиджаком прикрывается, а раздеваться я на сцене не планирую.

— Ну как зачем… Вы не ели уже пять с половиной часов. Сейчас пока доедем, пока саунд-чек, пока концерт. Итого получится часов восемь. С физической нагрузкой. С инсулином вам станет плохо уже на саунд-чеке. Без инсулина есть шанс протянуть до конца концерта, но это не точно. Если на сцене вы рухнете в обморок, я может быть успею вам вколоть глюкозу раньше, чем организаторы вызовут вам Скорую. Но если всё-таки вызовут, и мы не сможем от неё отбрехаться, вас заберут в местную больницу. Меня туда, скорее всего, не пустят. Чем я докажу, что ваш врач? У меня даже диплома с собой нет. Да и даже если бы был… Браслет, если бы вы его взяли, помог бы разобраться с типом диабета и в целом диагнозом, если меня никто слушать не захочет или не успеет. А канюля…

— Так, всё! Тащи бутерброды, несносное создание!

Сашка спокойно пожимает плечами и идёт заказывать еду через рум-сервис. То-то же.

* * *

Сашка стоит в кулисах и ловит себя на мысли, что уже как-то наблюдала оттуда концерт. Кажется, тогда она познакомилась с Тоней, а заодно увидела изнанку «волшебного мира», оказавшуюся не такой уж волшебной. Сколько же лет прошло? Лучше даже не вспоминать. Тогда она цветы у него забирала. Сегодня тоже забирает, и цветы, и всё, что ему ещё подарить хотят. Какой-то мужик конверт с письмом передал, маленькая девочка пряник тульский вынесла. Всеволод Алексеевич всё забирает, кажется, машинально. У него абсолютно отсутствующий взгляд, когда он к кулисам подходит и Сашке все дары сгружает. Дарительнице пряника вообще сказал: «Спасибо за пирожок». Забыл, что они в Туле? Какой, к чёрту, пирожок? Только днём же про эти пряники говорили.

Сашке вообще не нравится всё, что происходит между песнями. Поёт он где-то под плюс, где-то сам, большей частью под плюс. И пока звучит музыка, всё хорошо: улыбается, в фонограмму попадает, даже пританцовывает. И публика нормально принимает. На ушах не стоят, конечно, не тот возраст. Но все пришли по купленным билетам, в зале не праздные зеваки, как в Елях, соответственно и приём лучше. Цветочки вот дарят. Дешёвенькие, кто-то умудрился три гвоздики принести. Спасибо, что не четыре. Но главное же внимание!

А вот между песнями Всеволод Алексеевич общается с залом, и Сашке их общение категорически не нравится.

— Ну, что вам спеть? — обращается он к публике.

— «Комсомольцы-добровольцы», — кричит кто-то, и ещё несколько человек тут же эту идею подхватывают.