Ханна тяжело вздыхает, поглядывая на часы в ожидании освобождения, но до конца приема еще почти полчаса.
– Джудит упала в колодец и утонула, – уверенно заявляет она.
– Но тело так и не нашли.
– Нет, но нашли достаточно улик, чтобы быть в этом уверенными. Она упала в колодец. Утонула. Там было очень глубоко.
– Вы упомянули, что она звала вас на помощь.
– Я в этом не уверена, – Ханна перебивает доктора, прежде чем та выскажет свои предположения и использует слова Ханны против нее. – Я уже говорила, что так и не поняла, слышала ли ее на самом деле.
– Прошу прощения за настойчивость, – говорит доктор Валлотон.
– Не вижу причин дальше это обсуждать.
– Тогда давайте вернемся к снам. Ханна, расскажите, когда вы впервые увидели фей.
Сны – или день, с которого они начались – возвращаются, когда они уже наполовину забылись. В сущности, нет большой разницы, сны это или уже явь. Разум живет моментом – одним мимолетным моментом, будь то текущим или воскрешенным в памяти, во сне, наяву или где-то посередине, в драгоценной предательской иллюзии настоящего, застрявшей в дыре между прошлым и будущим.
Сон о том дне или сам день: высокое, крошечное белое солнце, то ослепительное июльское солнце, раскидавшее столпы света среди высоких деревьев в лесу позади дома Ханны. Ханна гонится за Джудит; сестра на два года старше и ноги у нее длиннее, поэтому Ханна никак не может ее догнать. «Не догонишь, копуша, как ни старайся!» Ханна едва не падает, запнувшись о спутанную лозу дикого винограда, и ей приходится остановиться, чтобы освободить ногу.
– Стой! – кричит она, но Джудит не отвечает. – Подожди! Я тоже хочу посмотреть!
Лоза не желает отпускать теннисную туфлю Ханны и до крови царапает кожу. На лодыжке выступают яркие алые капли. Спустя секунду Ханна все же освобождается и бросается бежать по узкой тропке в тени дубов, нагоняя сестру.
– Я нашла кое-что интересное, – сказала Джудит после завтрака, когда они сидели на заднем крыльце. – На полянке у старого колодца.
– Что? Что ты нашла?
– Не знаю, стоит ли тебе говорить. Пожалуй, нет. Ты все разболтаешь маме с папой.
– Не разболтаю! Я ничего им не скажу! Никому не скажу!
– Не верю. Ты же совершенно не умеешь держать язык за зубами!
В конце концов Ханне пришлось отдать Джудит половину своих карманных денег за то, чтобы та ей рассказала, и вторую половину за то, чтобы показала. Сестра пошарила в кармане джинсов и выудила оттуда блестящую черную гальку.
– Я что, отдала тебе доллар за какую-то каменюку?!
– Нет же, тупица! Смотри! – Джудит протянула камень.
На камне были выцарапаны буквы – ДЖУДТ – пять кривых букв, составляющих почти полное имя сестры, и Ханна взаправду удивилась.
– Подожди меня! – кричит она сердито, и голос эхом отражается от стволов вековых деревьев.
Под ногами хрустит сухая листва. Ханна начинает опасаться, что все это розыгрыш, один из обычных фокусов Джудит. Сестра наверняка спряталась где-нибудь, и тихонько посмеивается над ней. Ханна прекращает бежать и останавливается посреди тропы, прислушиваясь к шороху леса.
Откуда-то доносится слабый ритмичный звук, похожий на музыку.
– Это еще не все, – сказала Джудит. – Поклянись, что не расскажешь маме с папой!
– Клянусь!
– Если проговоришься, я сделаю так, что ты на всю жизнь пожалеешь.
– Я никому не расскажу.
– Давай камень обратно, – потребовала Джудит, и Ханна немедленно протянула черный камень обратно. – Только попробуй рассказать…
– Да не расскажу я! Сколько раз повторять?!
– Ладно, – сказала Джудит и отвела Ханну в небольшой сарай, где отец хранил садовые инструменты, мешки с удобрениями и старые газонокосилки, которые любил разбирать и собирать заново.
– Надеюсь, это стоит доллара, – сказала Ханна.
Она стоит неподвижно, прислушиваясь к музыке, которая становится громче. Ей кажется, что звук идет с полянки впереди.
– Джудит, я возвращаюсь домой! – кричит она безо всяких шуток, потому что внезапно чувствует, что не хочет знать, было ли существо в банке всамделишным.
Солнце уже не греет так сильно, как минуту назад.
А музыка становится все громче.
И громче.
Джудит достала из пустой клетки для кроликов банку из-под майонеза, подняла к солнцу, с улыбкой глядя на ее содержимое.
– Покажи! – потребовала Ханна.
– Даже не знаю. Думаю, это будет стоить еще доллар, – с усмешкой ответила сестра, не отводя глаз от банки.
– Еще чего! – возмущенно произнесла Ханна. – Даже не мечтай! – она попыталась выхватить банку, но Джудит ловко увернулась, и рука Ханны схватила лишь воздух.
Посреди леса Ханна разворачивается и глядит в сторону дома, затем опять в сторону полянки, манящей из-за деревьев.
– Джудит! Это уже не смешно! Я иду домой!
Ее сердце громко стучит, едва не заглушая музыку, но музыка все же чуть громче. Флейты и дудочки, барабаны и бубны. Ханна делает шаг по направлению к полянке. Сестра просто разыгрывает ее, чего бояться? К тому же Ханна знает лес как свои пять пальцев.