Фантом. Последние штрихи

Невидимок не существует, но в Лондоне я чувствовал себя почти невидимкой, и мне это нравилось. Я не оставлял следов. Вчерашний день не имел значения. Я жил сегодняшним днем. Многие люди утверждают, что живут так же, но на самом деле это удается немногим. Я сам создавал свое настоящее. Одного этого достаточно, чтобы довести взрослого человека до состояния ужаса и приятного волнения. Впервые в жизни я не имел ни малейшего представления о том, на что способны деньги: они не столько дают свободу, сколько швыряют вас в глубины ваших собственных желаний. Я испытал их действие на себе, пусть и ограниченное время, и смог увидеть, как они могут разрушить человека. Сколько людей, приговоренных к свободе быть собой, ничего в ней не находят? Я играл с огнем даже сейчас. Лондон преподал мне урок о самом себе. Неужели я вуайерист? Я сидел в баре и смотрел стриптиз, но на самом деле я наблюдал за тем, как моя прошлая жизнь отдаляется от меня, словно литосферная плита. Лондон – мое пип-шоу, а я его участник.

Но это было фальшивое ощущение. Я знал, что, когда время и деньги подойдут к концу, мне придется вернуться в реальный мир и зарабатывать на жизнь. С другой стороны, одного крошечного глотка мне достаточно, и я унесу его с собой в могилу. Я не был уверен в том, что смог бы жить свободно до конца своих дней, что смог бы справиться с этой свободой. Этого отпуска мне хватит с лихвой.

После школьницы на сцену вышла медсестра, за ней выступили две горячие монашки, а потом – продавщица нижнего белья. Каждый номер вызывал дикий восторг у публики, и после выступления девушки позволили клиентам угостить их напитками. Арабы, освободившиеся на время от строгих правил ислама, пригласили к себе за столик монашек и школьницу – идеальная комбинация. Бизнесмен с немецким акцентом завязал серьезный разговор с медсестрой – быть может, они обсуждали гидроколонотерапию. Я не мог ударить в грязь лицом, а поэтому, когда ко мне подошла продавщица нижнего белья, предложил ей выпить. Она время от времени кидала взгляд на свое отражение в зеркале за стойкой бара, словно ее внешность могла измениться без предупреждения.

– Неужели у всех мужчин одинаковые фантазии?

Я решил начать разговор из вежливости и в то же время узнать экспертное мнение. Таким образом можно было избежать наигранной романтической болтовни, типичной для подобных мест.

– Вам не понравилось шоу? – Моя собеседница выпила коктейль с шампанским (десять фунтов) одним залпом. – Эти номера очень популярны. А что бы вам хотелось увидеть? Что-нибудь пожестче? Немного поизвращеннее? – Она ободряюще улыбнулась.

– Как вам такая фантазия? – начал я. – Вы получаете другого человека в качестве подарка. С этим человеком вы можете сделать что угодно – с роскошной девушкой или, в вашем случае, с прекрасным юношей. Короче, вся соль в том…

– Знаю, – перебила меня она. – Вы говорите о старой фантазии о рабе. Ошейник, кандалы, сделай это, сделай то! Я знаю, о чем вы, дорогуша. В этой фантазии нет ничего необычного.

– Пожалуй, вы правы, – согласился я.

– В наши дни не осталось хороших необычных фантазий, – с сожалением сказала она. Она погрустнела, как поэт, у которого закончилось вдохновение. – Но ваша фантазия не такая уж и плохая. Не поймите меня неправильно, дорогуша. Оставляет простор для вариаций…

Мне пришлось купить ей еще выпить и прослушать несколько различных «сценариев воплощения», прежде чем я смог удалиться. Но у меня было чувство, что вечер прошел не зря. Я все еще думал о «Фезерс» и о том, было ли происходящее там воплощением чьей-то фантазии или реальностью. Или, возможно, нет никакой разницы? Если платишь, фантазия превращается в реальность.

Я планировал расспросить Нордхэгена о «Фезерс» и попросить его отвести меня туда еще раз. Я решил больше не тратить время на приличия и не стесняться делать то, что хочу, и говорить о том, что мне интересно. С каждым днем у меня оставалось все меньше времени в Лондоне. У меня еще имелось больше четырех месяцев, и для того, кто сидит в тюрьме, этот срок мог бы показаться огромным. Но я находился в противоположной ситуации. Я наслаждался безграничной свободой и намеревался использовать ее по полной, пока у меня был шанс.

Когда в назначенный час в пятницу я приехал в клинику Нордхэгена, тот куда-то уехал. Единственным человеком в приемной за блестящей черной дверью оказалась секретарша – но она ничем не походила на обычную секретаршу.

– А, добрый вечер, – сказала она, поднимаясь из-за стола. – Вы, должно быть, Том Сазерленд, доктор Сазерленд.

– Совершенно верно.

– Я – Лина Равашоль, ассистентка доктора Нордхэгена.

– Приятно познакомиться.