Я думал о Лине и Нордхэгене. Какие между ними отношения? Размышления об этом вызывали слишком много боли. У меня появились мрачные подозрения. Одного уикенда оказалось достаточно, чтобы у меня развилась дикая паранойя. Неужели Нордхэген свел меня с Линой специально? Зачем? И почему она охотно согласилась? Что все это значит?
Мои абсурдные размышления были милосердно прерваны стуком в дверь. Знакомое «тук-тук». Это была Эйлин Фотергилл. Соседка. Торговля шпоном. Два килограмма датской ветчины. Все это всплыло в памяти, словно обломки какой-то другой жизни.
– Привет, – сказала она подозрительно дружелюбно. – Я подумала, может вы хотите выпить стаканчик шерри?..
Шерри, наконец-то.
– Эм-м, что ж, это было бы чудесно, – ответил я. – Но, боюсь, не сегодня. Через пару минут я ухожу.
– Ладно.
– В джаз-клуб Ронни Скотта, – пояснил я. – У меня там назначена встреча. Первое выступление начинается сразу после десяти.
Звучало правдоподобно, и Эйлин поверила.
– Тогда в другой раз, – сказала она. – Я заметила, вы уезжали на выходные.
– Эмм, да.
– Здорово. Вы были за городом?
Ее вопрос ввел меня в ступор. У меня не было ни малейшего желания рассказывать ей все, но сложно врать о пригороде, где я ни разу не был, человеку, который может его знать.
– На самом деле нет. Я был у друзей на севере Лондона. Знакомые моей семьи. – Я вошел во вкус. – Я откладывал встречу с ними. Это своего рода обязательство, понимаете? Но в выходные все-таки съездил к ним – и неплохо провел время.
История получилась не очень. Вообще в ней не было никакого смысла, но Эйлин была слишком воспитана, чтобы донимать меня расспросами. Она ушла, взяв с меня обещание, что я выпью с ней шерри в другой раз. Уродина, думал я, настоящая уродина – только поглядите на этот намечающийся пушок над верхней губой. А еще унылая. Я не замечал этого или не задумывался раньше, но Эйлин – унылая женщина. Шерри? Ну нет!
Моя импровизация привела к тому, что тем вечером мне все-таки пришлось выйти из дома. Я провел его в ночном клубе на Оксфорд-стрит. Дорогое заведение с гнетущей атмосферой. В клубе находились обычные посетители – арабы, бюрократы и менеджеры по продажам, с готовностью торгующие Британией даже в вечер понедельника. Шоу оказалось китчево-пошлым, ни одна из хостес не привлекла моего внимания. Несмотря на это, я просидел там до трех утра – по инерции, подпитанной алкоголем.
Следующий день я провел за мазохистским экспериментом. Остался дома, прибирался в квартире, слушал музыку по радио. Решил не звонить Лине. Конечно, хотел и пару раз чуть не набрал ее рабочий номер, но сдержался. И что же я выяснил о себе из этого эксперимента? К вечеру я был сам не свой. Она поймала меня на крючок. «Особая смесь» – крутая штука, но я подсел на другой наркотик – на Лину Равашоль, и у меня была ломка. Я плохо спал той ночью. На следующий день, рано утром, я позвонил в офис Нордхэгена. Лина ответила на мой звонок, и мне сразу стало лучше.
– Не могу сейчас говорить, – сказала она.
– Когда сможешь?
– Перезвони завтра.
– Завтра? Почему не сегодня днем или вечером?
– Это зависит не от меня.
Над ее последней фразой я думал весь оставшийся день и полночи. На следующее утро у нас состоялся точно такой же диалог. Я повесил трубку с мыслью, что Лина делает недвусмысленный намек. Прощай. Приятно было познакомиться, Том, а теперь – прощай. Тем вечером я шатался по Вест-Энду и выпил довольно много алкоголя из его погребов. Впрочем, впереди меня ждал еще один неожиданный поворот.
Пару вечеров спустя я бесцельно слонялся по Сохо. По пути мне попался «Карлайл», куда я решил заглянуть на пинту пива. У барной стойки сидел Нордхэген. Был ранний вечер, но он уже успел напиться. Глаза у него слезились, и он старался формулировать мысли осторожно. Он посмотрел на меня и сразу же узнал.
– Том. Рад тебя видеть. Садись рядом, дорогой мальчик.
Мы выпили. Потом еще и еще. Нордхэген всем видом показывал, что нам надо встречаться чаще, словно это я его избегал. Я собирался ему напомнить, что он обещал перезвонить мне и назначить другую дату для совместного ужина, но решил, что в его текущем состоянии в этом нет никакого смысла.
Мы покинули уютный «Карлайл» и направились по знакомому маршруту питейных заведений. Это была ночь злачных мест, а не изысканного «Фезерс». Но я все равно пошел с ним и был счастлив, что мне снова повстречался маленький доктор. Впрочем, теперь меня интересовал далеко не он. В «Террис», или в «Тобис», или в другой подобной забегаловке я спросил у него о Лине.
– Ах, она – прекрасное дитя, – сказал он заплетающимся языком.