Я не собирался рассказывать им о Лине, но во время одного телефонного разговора они вытянули из меня информацию о том, что в Лондоне у меня появилась девушка. Лучше было упомянуть Лину в письме, потому что родителям сразу стало понятно мое решение. Работа
Теперь я мог сказать Лине, что уладил вопрос с родителями. Оставалось только еще раз поговорить с Нордхэгеном и разобраться с квартирой на Мэтесон-роуд.
Но даже когда почти все было улажено, я все еще размышлял о том, можно ли каким-нибудь образом прервать цепь событий. В этом заключалась моя извращенная фантазия. Я представлял, как прихожу в Скотленд-Ярд и признаюсь в убийстве. В настоящем кровавом ритуальном убийстве. Британцы придут в восторг? В газетах напишут: «Дикарь разбил фарфоровую куклу». Что тогда произойдет? Надо будет найти тело. Я приведу толпу детективов к дому у Квинс-Вуда. Женщина, живущая там, скажет, что встречалась со мной раз или два, потом порвала со мной, потому что я стал слишком навязчивым. Она решила, что я странный. Она даже пустит их в дом. На последнем этаже они обнаружат пустой чердак. Полицейские посоветуют мне обратиться к психиатру, как только я вернусь в Америку (следующим рейсом). Как и положено настоящим кошмарам, в этом было что-то хичкоковское. Но как вообще мне такое могло прийти в голову? Как я мог себе представить, что способен на такое? Сдать Лину полиции. Однажды она посоветовала справляться со страхом таким образом: представить его в виде предмета у себя на ладони и потом зажать в кулаке. Когда ты представляешь себе ужасные вещи, ты как бы уничтожаешь их. Сомнения и негативные фантазии могут стать ступенью на пути к аффирмации.
В тот период я много думал о Роджере Нордхэгене. Как он верно подметил, мы все еще были чужими друг другу. Но он предложил мне работу, еще не понятно какую, и я решил согласиться. Меня ждали значительные перемены в жизни. Он оказался важным кусочком пазла. Без него я бы не смог остаться в Лондоне. Возможно, я слишком доверял Нордхэгену, даже больше, чем он мне. Но Лина меня в этом поддерживала. Из всего, что мне сказал Нордхэген я не сомневался лишь в одном. Лина действительно много для него значила. И она хотела меня. Поэтому Нордхэгену придется мириться со мной, даже если я окажусь плохим работником. Все кусочки пазла лежали передо мной – Лина, Нордхэген и я сам. Может, я не видел еще всей картины, но пазл начинал постепенно складываться.
Я позвонил Нордхэгену и сказал, что хочу с ним встретиться. Наверное, луна находилась в нужной фазе, потому что он сказал, что собирается пойти по барам, и пригласил меня с собой. Мы посетили привычные питейные заведения и парочку новых. Ночь оказалась долгой, выпивки было много. Нордхэген с веселым упорством переходил из кабака в кабак. Его внутренние часы сообщили ему, что наступил рассвет, потому что он заказал несколько «Кровавых Мэри». Даже для меня выпитого в ту ночь оказалось слишком много, могу только представить, что испытывал Нордхэген под грузом собственных лет. Он напомнил мне одного моего пациента в больнице в Нью-Хейвене. Ему было около сорока пяти, но выглядел он на все семьдесят. Он был алкоголиком и гордился этим. Не собирался бросать пить и сказал мне: «Выпивка – замена самоубийства для католиков, док». У него был жизнерадостный смех. Его стали доставлять в больницу все чаще и чаще. Потом он куда-то исчез.
У меня не было сомнений, что Нордхэген отдает себе отчет в том, что с собой делает. Если алкоголь действительно влиял на его жизнь, как я подозревал, то не удивительно, что он решил закрыть клинику. У него не было выбора.
Мы обсудили наши дела в начале вечера, и я остался доволен тем, как все прошло.
– Я решил принять ваше предложение, – сказал я ему. – Я остаюсь в Лондоне.
– Естественно, мой дорогой мальчик. Я даже не сомневался.
Он выглядел довольным, и мне сразу стало лучше. Мы договорились о зарплате в тысячу фунтов в месяц авансом. Меня это устроило, тем более что я не подумал отложить деньги на съем жилья. Нордхэген посоветовал мне перевести счет в филиал моего банка в Мейфэре, а он устроит так, что деньги на него будут поступать из Америки, чтобы выглядело так, будто я перевожу в Великобританию свои собственные средства.
– Таким образом мы избежим ненужной бюрократии и не привлечем внимание налоговых служб, – объяснил он. – Нет смысла переживать на этот счет.
Я попросил его рассказать о проектах, над которыми мы будем работать, но он не был настроен обсуждать дела. Вместо этого он пустился в долгий монолог о Лине. Многое я слышал в прошлый раз – как она ему дорога и так далее, но покорно выслушал. Главная его мысль заключалась в том, что Лину нельзя обижать и он этого не потерпит. Нордхэген меня предостерегал. Конечно, не напрямую, но при всей его многословности основной посыл считывался безошибочно.