Фантум 2013. Между землёй и небом

– Хорошая мысль! А пропиарю-ка я тебя! Сходим к Безслов, я ей внушу, что брата с друзьями нужно иногда кормить.

Роман скривился, но при мыслях о еде в животе у него истошно булькнуло.

– Вот-вот, – констатировал Осик, – твой желудок тоже не понял сегодняшнего доширака.

Безслов звали Ирку, сестру Романа. Это было её любимое словосочетание. Оно выражало смесь удивления и негодования по поводу несовершенства мира. Поскольку требования к миру у Ирки были высокие – выражаться так ей приходилось часто. Окончила она консерваторию по классу скрипки, но не простой, а барочной. При звуках обычной скрипки Ирка кривилась и произносила своё коронное «без слов». Романа ещё в детстве, в Пскове, мама тоже пыталась приобщить к музыке. Он спустил это дело на тормозах, хотя до сих пор с удовольствием тренькал на гитаре. Как музыка может быть делом жизни, он не понимал.

Как всегда, потратив уйму времени на поиски парных носков, студенты удовлетворились случайно совпавшими и вскоре выползли на улицу. Там происходила классическая питерская погода. Морось мелкая, но холодная и беспросветная. Самое беспросветное в ней было то, что на дворе стояла середина августа – мёртвый сезон для статей, пиар-акций и прочих интеллектуальных подработок.

Отчаянно ёжась, друзья брели на улицу Декабристов.

– Декабристка, кстати, твоя Безслов, – объявил Осик. – И, отдельную бросив квартиру, с благоверным своим разделила коммунальную жуткую участь… Сколько, говоришь, у них там комнат? Двадцать? Или сорок?

– Семь. А то ты не знаешь. – Роман давно привык к Осиковой манере выражаться и даже подыгрывал товарищу, но летнее безденежье не шло на пользу чувству юмора. Злясь на себя, он добавил: – Отдельность нашей квартиры в Пскове весьма условна, я тебе говорил. Две комнатушки на нас с мамой. И Бонифаций – пока ещё не муж моей сестры. Твой старческий склероз становится порой невыносимым!

– А ещё Волга впадает в Каспийское море! Я помню, помню! – радостно сообщил Осик, зачем-то пытаясь ладонью отогнать морось от своего носа.

– Лучше зонтик раскрой! – посоветовал Роман. – Хотя здесь, наверное, спасёт только скафандр с антидепрессивной подсветкой. Вообще у нас c тобой райончик – один из самых весёлых в Питере. Я вчера прочёл где-то, что Обводный канал лидирует по количеству самоубийств.

– Ай, да что там они понапишут! – поморщился Осик. – Не смешите мои промокшие кроссовки! Район наш прекрасен, они просто не умеют им пользоваться. Вот, допустим, рядом с домом нашей бесподобной хозяйки Раи под землёй есть языческое капище. И что? Разве она когда-нибудь принесёт туда, как полагается, барашка, или вкусных плодов, или хотя бы какого-нибудь слишком умного студента? Нет! Она таки будет сидеть на жопе и проспиртовываться, хотя место в Кунсткамере ей вроде бы не обещали!

Роман даже остановился от возмущения.

– Ну что за бред! Вам, пиарщикам, историю вообще, что ли, не читают? Не было здесь никаких капищ! Только болота. И Пётр маниакальный.

Осик приложил палец к губам.

– Тихо! Не ори, Ромушка! Мы рядом с синагогой. В этом месте Петербурга Осип Блюменфельд должен выглядеть прилично.

И он осторожно пригладил указательными пальцами несуществующие пейсы.

– Ох, достал ты меня… – тихо вздохнул Роман.

Дом на Декабристов, где жила Безслов с пока не мужем Бонифацием, был исполнен мрачного серого величия и живой непосредственной обшарпанности. По двухсотлетней лестнице друзья поднялись на третий этаж и позвонили в гламурный фиолетовый звонок, нагло торчащий посреди других звонков – классически чёрных и замызганных. Послышались шаги к двери, потом от неё. Чуть погодя шаги всё-таки вернулись, и дверь открылась.

– Без слов, – констатировала Ирка, оглядывая мокрого брата и его товарища. – Позвонить, прежде чем заявиться, не пробовали? Приличные люди, вообще-то, так делают.

Она гневно откинула назад короткую толстую косу, из которой выбивались мелкие русые кудряшки. Сама Безслов тоже была малость толстовата. И пальцы толстые, несмотря на скрипку. А брови так разрослись вширь, что казались главным предметом на лице. Выщипывать их она упрямо отказывалась, говоря, что природное не может быть безобразным.

– Здравствуй, Иринка! – выдвинулся вперёд Осик. – Мы так рады тебя видеть!

– Опять, что ли, пожрать нечего? – цинично предположила она. – Без слов! Ладно, заходите.

– Бонифаций-то дома? – спросил Роман для поддержания беседы.

– Саша? – строго переспросила она. Лохматый, как нарисованное детское солнышко, Бонифаций получил свою кличку в честь льва из мультика. Безслов была единственным человеком, звавшим его по имени. – Саша дома. А ты что, к нему? Или всё-таки к своей сестре?

Роман тихо гневно засопел. Осик шепнул ему в самое ухо:

– Мужайся, Ромушка! Помни: ты тоже бываешь нуден!