По загогулистому коридору они прошли к двери, украшенной дорожным знаком «Земляные работы». Знак, разумеется, повесил Бонифаций. Комната была простая четырёхугольная, но с пугающе высоким потолком. Создавалось впечатление, что все люди в ней – тараканы, зачем-то залезшие в пустой гроб. Бонифаций задумчиво курил на подоконнике. Левую, свободную от сигареты руку, он погрузил в свою львиную шевелюру. Завидев Романа с Осиком, заметно оживился.
– О! Здрасьте. Так, может, выпьем?
– Без слов, – отрезала Ирка. Подумала и добавила: – Нет, ну просто нет никаких слов!
Обедать начали молча, под её гневное сопение. Потом Бонифаций всё-таки достал водку из шкафа. Осик, как всегда, отказался. Роман тоже не предполагал напиваться – только что ему в голову пришла неплохая темка для статьи. Если быстро состряпать статью, то к концу августа вполне можно сунуть её в один журнал. Но раздражение на Ирку, Осика и весь мир вдруг нахлынуло на него. Действительность стала совершенно непереносима без анестезии. Роман протянул руку и налил себе целый двухсотграммовый стакан водки. Ирку это так возмутило, что она даже забыла сказать свое коронное «без слов», только молча пожала плечами. После водки разговоры Бонифация исполнились для Романа важнейшего смысла. Бонифаций говорил про какой-то натуральный строй. Бонифаций был мастером-реставратором музыкальных инструментов. И у Бонифация была своя мастерская в крутом филармоническом доме.
…В мастерскую они пошли, когда водка закончилась совсем. То есть, когда выпили ту бутылку из шкафа, бутылку из-под кровати и ещё мутный пузырь вроде бы самогону, нашаренный в глубине антресолей. Накатило, видимо, на всех. Перестал отказываться Осик. Даже Безслов, сердито дёргая себя за косу, потягивала самогон из чашки в горошек. У всех к этому времени питьё закончилось, и ей предлагали помочь, но помощь она с негодованием отвергла.
Закончив борьбу с алкоголем, четверо представителей интеллигенции вышли в питерскую ночь. Погода там продолжала оставаться классической. То есть мерзостно мокрой и ветреной. Но побеждённые литры окутали каждого странника тем самым уютным скафандром с антидепрессивной подсветкой, о котором говорил Роман по пути сюда.
В темноте было трудно разобрать, в чем состоит крутость и филармоничность дома, где располагалась мастерская Бонифация. Дом как дом, и до филармонии от него далеко. Они спустились в подвал, покрытый коростой потёков и устрашающих граффити. Бонифаций долго воевал с амбарным замком.
– Там же сыро! – удивился Роман, вспомнив, как Ирка бережёт свою скрипку от влажности.
– А у меня влажнóметр есть! – сообщил Бонифаций с таким важным видом, как будто его мастерскую охраняла от влажности швейцарская гвардия. Наконец вошли.
Внутри оказалось неожиданно чисто и даже солидно. Стены обшиты серебристыми панелями, на полу серый ковролин. Осик посмотрел на Бонифация с уважением. Из маленькой прихожей они прошли в такую же серебристую комнату побольше. Там пахло деревом и клеем, стоял большой стол, заваленный инструментами. Вдоль одной стены тянулся захламленный стеллаж, другая стена была сплошь увешана музыкальными инструментами. Ирка с дежурным возмущением метнулась к стеллажу, заметив на нём сразу несколько немытых чашек. Бонифаций подвёл гостей к стене с инструментами.
– Это вот – восемнадцатый век, – он показал на совершенно обычную обшарпанную скрипку. – А это – покруче Страдивари…
Осик проявлял к скрипкам неподдельный интерес. Вспоминал своего дядю, игравшего еврейскую музыку в Одессе. Роман скучал. Скрипками он был сыт, благодаря Ирке, с детства. Впрочем, у Бонифация были не только скрипки, но ещё и гитары, полуразобранная лютня и даже какие-то совсем неизвестные Роману струнные инструменты.
– А это что ещё такое?
На столе перед Романом лежало нечто, похожее на лиру, сделанное из длинных рогов какого-то животного и панциря черепахи.
– А-а-а… Это античная кифара, – отозвался Бонифаций с лёгким раздражением в голосе. – Какой-то чудак принёс мне её на склейку, торопил, торопил и пропал с концами. Полгода уж прошло. Столько клея осетрового извёл на эту дуру, понимаешь! Клей-то ладно, а вот хороший заказ скрипичный профукал, пока с ней возился.
– Так это же такой раритет! – восхитился Роман.
– Раритет, конечно, а пользы, понимаешь, ни на грош! Продать я её не могу – вдруг вернётся чудак-то этот. Играть на ней тоже проблематично.
– Почему? – спросил Роман. – Ты же её починил, насколько я понимаю.
– Что ты вообще понимаешь в музыке! – вмешалась Безслов. – Сказал тебе мастер – нельзя играть, значит нельзя!
Роман вскипел.
– Если у человека есть интеллект, то он разберётся и в музыке. Причём без тупой ежедневной долбежки!
– Ой-ой-ой! – издевательски пропела сестра.
– Ай-ай-ай! – передразнил ее Роман. – Спорим, я настрою это чудо и за месяц научусь играть.
Осик оживился.
– О! Таки вы решили поспорить! А нэшнл рашен развлечений мордобой есть в программ?
– Не дождётесь, Рабинович, – отрезал Роман. – Бонифаций, а ты не одолжишь мне это чудо на некоторое время? Для опытов.
Бонифаций даже обрадовался.