Фантум 2013. Между землёй и небом

Тело Квазимодо покрыл скафандр, голову скрыл шлем. Техник вдохнул первый раз и прислушался к Интер-Терре.

Преследователи выследили его, готовились к захвату.

Техника это мало тревожило. Он закончил свою работу и отправил в сеть Интер-Терры пакет информации. Файл назывался «Манна небесная» и содержал в себе схему молекулы легокрови Квазимодо – абсолют. Техник не собирался хранить разработку в тайне. Пусть и другие пользуются «благом», распоряжаются на своё усмотрение. А как люди умеют пользоваться «дарами» технологий, он знал не понаслышке. Хотели благоденствия и счастья? Творите! Квазимодо свой выбор сделал: технология – это, прежде всего, самосовершенствование, и раз уж человек создал техносферу, то абсолютная система должна быть частью создателя.

«Мечехвосты» превратились в надстройку, а сфера с блестящим озером – это одновременно солнечный парус, батарея и телескоп с «жидким» зеркалом. Теперь можно отправиться в странствие и освоить Солнечную систему. А дальше…

Го Эйулай сидел на лифт-платформе в осевом техколодце «Фуны», слушая Интер-Терру. В сети царил гвалт. Все вдруг получили доступ к абсолюту, и нескончаемый поток информации затопил мир. В ней было мало ценного. Сплетни, хвастовство, зависть, склоки заполонили Терру. Каждый спешил совершить нечто неординарное, а получалось…

Го сидел, мерно раскачиваясь, словно аутист. Система защиты его лего едва справлялась с потоком. Оперативники передрались и, кажется, убили друг друга. Вора вычислили быстро. А он и не прятался. Группа захвата была готова, но тут в сеть прорвался файл «Манна небесная – программный абсолют», и опера, машинально качнув улучшение, вдруг решили выяснить, кто под каким ником прячется и кто круче всех.

Мир сошёл с ума. Го уже чувствовал «уколы» чужих вторжений и едва держался. Хотелось кричать от боли, забиться в дальний угол и закрыться стеной. Лучший выход – отключить легокровь, но тогда можно умереть. Смерть страшила Го Эйулая. Вспоминая тело старика, он вздрагивал. Впрочем, Го и так умрёт от нарастающей скорости потока информации.

Эйулай застонал, взглянул вверх. Кто сказал, что это небоскрёб? Это колодец!

В вышине разгоралась яркая звезда…

Майк Гелприн

Давай поженимся

Книжница

Не нравится мне Трубочист. Рыбачка говорит, что он хороший, а мне не нравится. Сегодня, например, подошёл и сказал:

– Трубы не засорились, Книжница? Могу почистить.

Поглядела я на него: дурак дураком. Лыбится и с ноги на ногу мнётся. Вечно ему трубы подавай, а где их взять, спрашивается.

– Шёл бы ты отсюда, – сказала я. – Нет у меня никаких труб.

– Есть, – упёрся он. – Фаллопиевы. Может, почистим?

Захихикал, будто что-то жутко смешное сказал, и поскакал прочь.

Нет, я понимаю, что они тут все со странностями, на то и Эксперимент. Рыбачка, к примеру, целый день в бассейне рыбу удит, так хотя бы не пристаёт ни к кому. Сидит себе, ногами болтает и удит. А откуда, стесняюсь спросить, в бассейне рыба, отродясь её там не бывало. Или, к примеру, Грубиян. Утром меня пошлёт в жопу, днём Полковника, вечером Трубочиста, и хорошо ему. Скажет «а поди-ка ты в жопу, Книжница», и всё, и никаких тебе подковырок.

В общем, усвистал Трубочист, а я стёрла со стены единицу в номере три тысячи шестьсот пятьдесят один, вместо неё угольком нарисовала двойку и уселась читать книжки, благо их у меня целых шесть. Сначала про Снегурочку почитала, потом надоело, сколько про неё можно. Толстая книжка такая, и вся про Снегурочку. Я больше другую люблю, там много про кого есть. И про Колобка, и про Курочку, и про Лисицу с Птичкой. Так и читала себе на радость, пока Полковник не пришёл.

– Равняйсь! – заорал он. – Смир-р-рна!

Ладно, отложила я про Лисицу, встала, вытянулась, как он любит. Хорошему человеку отчего бы не угодить. Полковник это не какой-нибудь там Трубочист.

– Здравия желаю, – рявкнула, – господин Полковник. За время вашего отсутствия ничего существенного не произошло, разве что Трубочист заходил.

– Трубочист это не по Уставу, – сказал Полковник. – Вольно, Книжница.

Поболтали мы о том о сём, и пошёл он дальше командовать, а я только уселась читать, как, смотрю, Грубиян нарисовался.

Грубиян

Пошёл он в жопу, этот Эксперимент. Так я с утра Рыбачке и сказал. Но сначала полюбовался ею, присел рядом и спросил:

– Удишь?

– Ужу, хороший мой, – она ответила и заулыбалась, как я люблю. – Эксперимент.

– Пошёл он в жопу, этот Эксперимент.

Нисколько Рыбачка не рассердилась, не то что Полковник, которому вечно всё не по Уставу. Посидел я с ней рядом, как много раз сидели, помолчал. А потом сказал:

– Рыбачка, давай после Эксперимента поженимся.

– Давай, миленький, – согласилась она. – Я не против совсем.

Обрадовался я очень, мне Рыбачка по душе намного больше, чем, например, Книжница. Тут как раз Трубочист притопал, с ходу в бассейн бултыхнулся и к нам погрёб.

– Трубы не засорились? – спросил. – А то я мог бы почистить.

– Нет, золотой мой, – улыбнулась Трубочисту Рыбачка. – Не засорились совсем.

– А у тебя? – повернул ко мне морду Трубочист.