Даггерт на какое-то время замолчал, затем продолжил:
– А как же люди, которым подонки всех мастей резали головы и насиловали их маленьких дочерей? Я этого насмотрелся вдоволь. Они были бы рады прожить еще пару лишних месяцев и согласились бы заболеть каким-нибудь раком да увянуть в хосписе, лишь бы не переживать этого ужаса, на фоне которого ваша инфантильная трагедия – ничто!
Детектив с трудом сдерживал эмоции.
– Вместо того, чтобы созидать, имея страшный опыт детства, которого не должно быть ни у кого, но такова судьба и с этим ничего не поделаешь, ты убивал! Ты склонял их уйти из жизни. Да, ты склонял! Они были в отчаянии, не знали, что делать, потеряли близких и остались один на один со смертью, а ты рассказывал им свою жалобную историю, обещал избавить от мук и делал этот жуткий «обряд», чтобы облегчить, прежде всего, свои душевные страдания. И удовлетворить потребности больного разума. Пусть даже им и не хотелось жить, и пусть даже они имели бы моральное право на такой уход от мук! Но твои цели были иными! Ты удовлетворял свои желания!
– Остановитесь!!! – крикнул Белл так, что голуби, сидевшие на козырьке за окном, в страхе взметнули к небу, а эхо отчаянного возгласа прошлось по всем помещениям и коридорам, навсегда растворившись в стенах храма.
– Перестань, Даггерт, он же болен, – вмешалась Элис. – Просто арестуй его.
Открылись массивные двери главного входа, с улицы подул теплый ветер.
– Ты рисовал фарфоровых кукол, – завершил свое разоблачение детектив.
Вокруг все замерло. Догоравшие свечи на алтаре потухли окончательно. Дымки от них рассеялись. В окна ударил ранний солнечный свет, заблестели узорчатые витражи, запечатлевшие евангельские хроники. Иисус продолжал смотреть на Белла печальными глазами, будто переживал вместе с ним боль этого покалеченного душой и разумом человека.
Даггерт повел Джонни к выходу. Он смотрел на статуи и фрески, которые искусно расписывал своими умелыми руками на протяжении многих лет. Они провожали его, не отводя глаз. Маленькие ангелы дудели в трубы, святые – крестили уверовавших, а дева Мария, которую Джонни успел дорисовать – застенчиво смотрела куда-то в сторону, стоя поодаль на постаменте и скрестив руки на груди.
Он вышел с полицейскими на лужайку перед храмом, взглянул на небо, закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Затем, с дрожью медленно выдохнул, повернулся к конвойному, улыбнулся и тихо сказал:
– Я просто хочу к маме.
Белл внезапно оттолкнул плечом полицейского, прижал его к стене, выхватил из кобуры пистолет и побежал к уличным воротам.
Аккуратно подстриженный газон и мягкий запах свежей утренней травы – последнее, что видел и чувствовал «художник фарфоровых кукол». До ворот оставалось совсем немного. Его остановили несколько пуль в спину. Какое-то время Джонни лежал на холодной земле с открытыми глазами, улыбаясь собравшимся, пока его тело не погрузили в черный мешок для трупов, такой же, какие он крал в хосписах для своих будущих жертв.
В комнате Джонни нашли потайное помещение, где он изготавливал смертельный препарат, в совсем крохотной импровизированной лаборатории. В сущности, для такого рода экспериментов много места не нужно.
Отец Шепард понимал замкнутость и трагедию приемного сына, поэтому никогда не настаивал, если Белл не пускал его к себе.
Среди прочей литературы, в жилище Джонни обнаружили книги по химии, медицине, танатокосметологии и искусству кинематографического грима. В последней были подчеркнуты абзацы глав, где рассказывалось, как добиться сходства с другими лицами.
Постепенно установили все нюансы дела. Никто не понимал, зачем детективу весь этот спектакль. Но Даггерт настоял. Он хотел, чтобы убийца испытал шок, был взят с поличным и дал признание там, куда приводил свои жертвы. Да и кто знает этих адвокатов:
– «Черта оправдают, если карта ляжет. Вдруг заявят, что улики косвенные и могут указывать на кого угодно, а потом так все обыграют, что правды уже не добьешься».
Даггерт давно заметил некоторое сходство Элис с убитыми девушками, при мастерском гриме. Когда впервые он увидел фотографию Лили Белл, то понял, что на мать Джонни она была бы похожа еще больше. После того, как вскрылись подробности всей этой трагической истории, у него созрел план подослать Элис к убийце, под видом неизлечимо больной женщины, которая хочет избавиться от мук до того, как попадет в больницу. Ей сделали сложный грим, перекрасили волосы, подобрали одежду. За Беллом и Элис вели слежку. Джонни купился в первый же день и пригласил Элис побеседовать об этом ночью, когда не будет посторонних глаз.
Нотки, затронувшие нужные образы в разговоре психолога и убийцы, сыграли безупречно. Он не смог устоять. Элис действовала последовательно. Белл начал действовать по отработанной схеме.
Как он убедил Кэри, которая была верующей сделать это, не ясно. Ведь, по сути, она совершала самоубийство. Но Джонни умел убеждать. Маньяк обладал даром внушения. Девушки были в страшном отчаянии, из-за чего влияние на них оказывало двойной эффект.