На следующее утро нас у отеля ожидала машина, чтобы отвезти в театр «Максин Элиот» на углу Бродвея и Тридцать девятой, где снимали и транслировали шоу «Любимцы города».
Мы втроем сидели на заднем сиденье, стараясь не касаться друг друга руками или бедрами и глядя прямо перед собой. Томми сидел на руках у Элен. Никто не проронил ни слова.
Я слишком долго прожила по правилу, которое внушила мне моя мать: «Ворона, только что проливавшая слезы, через минуту уже заливается смехом». На этот раз оно не сработало. Мы были измучены беспокойным сном, нервничали из-за того, что мог принести нам грядущий день, и все еще переживали откровения прошлой ночи.
Машина остановилась перед входом в театр. Элен приоткрыла дверь. Не глядя на нас, она произнесла:
— Простите меня! Простите меня за всё!
Потом она распахнула дверь, поставила Томми на тротуар, после чего и сама вышла из машины.
Грейс подвинулась ближе к открытой двери.
— Неужели мы это действительно сделаем? — спросила она.
— Ну конечно. И нам лучше догнать Элен, а то она выйдет на сцену без нас, — сказала я, улыбнувшись и пробуя пошутить.
Услышала ли она, как глубоко я сожалею о том, что подозревала ее и не верила ей? Как бы мне этого хотелось! Но умолять я не буду.
Нас проводили в гримерную, и мы так же безмолвно облачились в костюмы для выступления. Когда я снова заметила шрам Элен, сердце мое заныло от сочувствия.
В дверь постучали.
— Войдите! — ответила я профессионально игривым тоном.
Вошел Эд Салливан и закрыл за собой дверь. Для человека, чьи слова обладали таким весом, он был поразительно безликим. Он внимательно нас осмотрел, одобрительно кивнув нашим атласным босоножкам, костюмам цвета фуксии, совершенно не скрывавшим ног, а также прическам и гриму, которые позволяли нам выглядеть одновременно по-американски здоровыми и дружелюбными и по-китайски изысканными и манящими.
— Сделайте все правильно, юные леди, — сказал он блеклым голосом, — и я буду все время вас приглашать.
Какими бы обиженными и разочарованными мы ни были, когда такой человек предлагает весь мир, нельзя оставаться равнодушными к перспективам.
Руки Грейс и Элен соприкоснулись у меня на талии.
— Не хотите вернуться сюда в следующем месяце с номером на индейскую тему? — спросил Эд Салливан. — Мне представляется что-нибудь в духе «Индейского зова любви» в трактовке Арти Шоу. Зрители сойдут с ума от трех девушек, которые появятся сначала одетыми как скво, а потом превратятся в трех молоденьких китайских танцовщиц с милыми американскими голосами. Вот будет умора!
— Эд, милый, для тебя мы сделаем что угодно! — проворковала я.
Вот только смогу ли я снова работать с Элен? А Грейс? Ха! Надо же, о чем я подумала! Может, это они не захотят больше со мной работать.
— Ну, тогда вопросов больше нет, — продолжил он тем же монотонным голосом. — Я сделаю из «Сестер Свинг» имя, известное каждой семье.
Стоило ему выйти, как лежавшие на моей талии руки, символизировавшие наше единство, разомкнулись, а Грейс и Элен разошлись по сторонам. Сколько раз за все эти годы мы были в одной гримерной? И не сосчитаешь. А сколько раз перед нами открывалась такая перспектива? Ни разу.
Во мне запульсировал адреналин. Я была уверена в том, что и Элен, и Грейс чувствовали что-то похожее. Я жестом подозвала их поближе и торжественно приколола каждой из них над левым ухом гардению. Воздух вокруг нас наполнился чем-то новым, когда честолюбие и надежда стали пытаться одолеть вину и самобичевание в каждой из нас.
— Мы скоро станем по-настоящему знаменитыми, — объявила я. — На всю страну, как и сказал Эд.
— А как же Джо?
— Если он может продолжать летать ради собственного удовольствия, разве он не позволит тебе продолжить выступать? — ответила я. — Если он может делать то, что так любит, разве он ограничит тебя в том, что так любишь ты? Неужели ты действительно думаешь, что он захочет закрыть свою собственную фарфоровую китайскую куколку дома между пылесосом и стиральной машиной?
— Готовность пять минут! Пять минут!
Мы торопливо нанесли последние штрихи грима. Потом вышли из гримерной и отправились прямо на сцену.
Я заглянула в щель в занавесе и увидела Джо. Да уж, он был лишь тенью себя прежнего. Однако лицо его было одухотворено. Он казался возбужденным и гордым: «Вон там моя будущая жена и мать моих будущих детей!» Джо, какой же он простак, но из него, наверное, получится хороший муж и отец.
Рядом с ним сидел Томми в летнем костюмчике в полоску. Я не могла представить себе, как сложится его судьба, но сейчас было не время впадать в сентиментальность. «Сестры Свинг» должны были выступить не просто хорошо, а фантастически, поэтому нам следует выкинуть из головы события прошедшей ночи да и прошлых месяцев и лет тоже.
— Мы должны оставить в прошлом все наши сожаления ради себя и ради тех, кто пожертвовал собой для нас, — прошептала я девушкам. — Вот что я сейчас чувствую. Это то, чего мы всегда хотели.
— Это то, чего мы всегда хотели, — повторила Грейс странным, отсутствующим голосом.