Читаем Фарфоровые куколки полностью

Ко мне подходит мужчина средних лет с небольшим животиком. Это Томми. С ним молодая женщина. Я вспоминаю, как ловко держала его на руках Элен, когда он был совсем маленьким, о том, как она одновременно душила его опекой и позволяла ему жить своей жизнью, разрываясь между любовью и страхом. Я никогда не думала, что из него получится что-нибудь толковое, но он вырос и стал врачом, как отец Эдди, и женился на женщине, мало чем отличающейся от Элен.

— Тетушка Грейс, — говорил Томми, — познакомьтесь, это Энни, моя дочь. Она в этом году заканчивает Калифорнийский университет.

Энни очень хорошенькая: длинные черные волосы и высокие скулы.

— Ты очень похожа на бабушку, — замечаю я ей.

— Да, мне говорили, — отвечает она голосом, в котором удивительно сочетаются дерзость, сомнение и гордость.

Она открывает сумочку и достает оттуда ручку и блокнот, чтобы быстро обрушить на меня серию вопросов.

— Когда вы поняли, что хотите танцевать? Каким было ваше первое достижение? Когда вы познакомились с моей бабушкой? Что вы чувствовали, когда вас стали называть «Восточной Танцовщицей» и вы начали выступать в азиатском клубе?

Я уже слышала подобные вопросы-обвинения, или, как они это называли, критику, от своих сыновей и внуков, поэтому я отвечаю Энни так же, как в свое время ответила им:

— Нас тогда называли «восточными» или «азиатскими» артистами. А белых называли «белыми».

Я тоже упряма и твердо придерживаюсь своих убеждений. Я не понимаю, о чем весь этот шум. Почему это все так интересует молодежь? Ведь нас не называли «япошками», как всегда говорили Элен и Джо, или «цветными», что еще хуже. Или все-таки это называние было оскорбительным?

Энни задает мне другие вопросы.

— Вы знали, что своей деятельностью поддерживали стереотипы об азиатской культуре? Как вы могли танцевать в месте, которое называлось «Китайские куколки», и вообще позволить себе называться «фарфоровой куколкой»?

Это уже перебор, и я бросаю взгляд на Томми. Мне хочется его спросить: «Что за манеры у твоей дочери?»

В ответ на мой выразительный взгляд Томми спокойно говорит:

— Энни проводит исследование по «Запретному городу» и другим клубам, в которых вы выступали. — Жестом он обводит всех людей, собравшихся в комнате. — Она хочет описать все это, пока не поздно.

Я перевожу взгляд на Энни.

— Мы не настолько стары.

— Мало ли что может случиться. Люди смертны, — отвечает Энни, и эта реплика кажется мне бездушной, особенно учитывая причину, по которой мы тут собрались. Эта встреча нужна для того, чтобы собрать деньги на лечение ее больного деда.

— То, что вы делали, опережало ваше время. Неужели вы не хотите, чтобы вас запомнили? Вы дадите мне интервью? Разве вам не хочется поделиться историей своей жизни?

Черта с два! Нет!

Но вместо этого я спрашиваю:

— Бабушка уже здесь?

— Нет, еще нет. Она летит из Майами.

От необходимости продолжать беседу меня спасает Чарли Лоу. Он хлопает в ладоши, чтобы привлечь всеобщее внимание. Усевшись, я замечаю небольшой танцпол и пианино, отчего мое сердце ёкает. Чтобы успокоиться, я начинаю рассматривать Чарли, который теперь кажется каким-то съежившимся и худым. Если бы он думал головой, то оставался бы богатым до конца своей жизни. Но он растратил все свое состояние на вино, женщин и развлечения. Что и стало причиной его падения. У него было слишком много жен. К счастью, он все еще владеет «Апартаментами Лоу», которые продолжают возвышаться на границе Чайнатауна, как сияющий драгоценный камень.

Я оглядываюсь и замечаю Уолтона Биггерстафа, который столькому меня научил. Джека Мака и Джорджа Лью больше нет. Очень многие уже ушли, и понимание этого давит, как тяжелая ноша.

— Вы все знаете, зачем мы сюда пришли, — начинает вечер Чарли. — Мы будем собирать средства для нашего дорогого друга. Но только обойдемся без распродажи выпечки! У меня есть идея получше. «Запретный город» открылся двадцать второго декабря тысяча девятьсот тридцать восьмого года. Сейчас на дворе тысяча девятьсот восемьдесят восьмой, и мы поставим программу, посвященную пятидесятилетию этого события. Мы воссоздадим «Запретный город» лучшими его номерами. Мы закатим настоящее шоу!

— Закатим шоу?.. — томно тянет Беси Лим. — Посмотри на нас! Мы больше не молодые Микки Руни и Джуди Гарланд.

— Только не говорите мне, что вы забыли, как петь, — парирует Чарли. — Я-то вас, девочек, знаю. Ничто не может удержать сестер Лим от хорошей мелодии.

— А меня не было на открытии «Запретного города», — говорит кто-то из зала. — Я пришел туда работать уже ближе к концу.

— Ничего страшного! — быстро отвечает Чарли, и я понимаю, что он хорошо подготовился отвечать на любые возражения и жалобы недовольных. — Подойдем к вопросу шире. Мы воспользуемся любой помощью — «Запретного города», «Китайских куколок» или любых других клубов, в которых вы когда-то выступали.

— Я уже несколько лет не выступала перед публикой! — сказала Ирен и выразила общее мнение. — Я не могу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Лекарь Черной души (СИ)
Лекарь Черной души (СИ)

Проснулась я от звука шагов поблизости. Шаги троих человек. Открылась дверь в соседнюю камеру. Я услышала какие-то разговоры, прислушиваться не стала, незачем. Место, где меня держали, насквозь было пропитано запахом сырости, табака и грязи. Трудно ожидать, чего-то другого от тюрьмы. Камера, конечно не очень, но жить можно. - А здесь кто? - послышался голос, за дверью моего пристанища. - Не стоит заходить туда, там оборотень, недавно он набросился на одного из стражников у ворот столицы! - сказал другой. И ничего я на него не набрасывалась, просто пообещала, что если он меня не пропустит, я скормлю его язык волкам. А без языка, это был бы идеальный мужчина. Между тем, дверь моей камеры с грохотом отворилась, и вошли двое. Незваных гостей я встречала в лежачем положении, нет нужды вскакивать, перед каждым встречным мужиком.

Анна Лебедева

Проза / Современная проза