Фарт

— Нет, Андрей Павлович, это не выйдет. Позорить корабль я не дам, — возразил он и покачал головой. — Знаете, что я скажу? Уж больно чудно. Фантастично. Похоже на то, что минер хватил лишнего на берегу и вся история померещилась ему с пьяных глаз.

Чупров сжал кулак и стукнул по поручням мостика.

— Да если бы было так! К сожалению, я сам имел возможность убедиться, что кое-кто весьма заинтересован в гибели заградителя. В Одессе мне, мне самому, было сделано подобное предложение.

— Вам? — в один голос воскликнули Клочковский и Старовойтов.

— Да, мне. Фантастично? Я тоже так думал. А теперь вынужден переменить мнение. — Взявшись за поручни мостика, Чупров откинулся на вытянутых руках. — Известно ли вам, что существуют на свете влиятельные лица, считающие, что войны выигрываются не на полях сражения, а на рынках сбыта?

— Штатские выдумки, — отозвался Старовойтов.

— И тем не менее вокруг моей конструкции была затеяна сложная авантюра. Опытнейший человек в свое время хорошо мне все разъяснил. Конечно, прямого предложения погубить заградитель мне не делали. Мне предложили продать конструкцию за границу.

— Еще чего не хватало, — снова сказал Старовойтов.

— А потом выяснилось, за границей мои чертежи нужны совсем не для того, чтобы построить лодку.

— Для чего же тогда? — спросил Клочковский.

Взглянув в открытое лицо командира бригады, Чупров сказал:

— В развитии подводного флота фирма не была заинтересована. Международному капиталу выгоднее было расходовать народные средства на создание линейных кораблей. И заинтересованные лица ничего не имели бы против, чтобы мои чертежи попали, например, в Германию.

— В Германию? — с удивлением переспросил Старовойтов.

— Именно! В этом случае немцы могли бы увлечься строительством подводных лодок и ослабить свои усилия в области тяжелой промышленности.

— Цель, цель?! — повышая голос, воскликнул Клочковский.

Чупров пожал плечами.

— В этом случае французской металлургии легче было бы конкурировать с германским капиталом.

— Послушайте, Андрей Павлович, что же это, заговор? — спросил Старовойтов, заглядывая в лицо Чупрова.

— Это война, вот что это такое.

— Кому-нибудь сообщили свои сведения? — спросил Клочковский.

— Как же, написал обширный доклад.

— Ну?

— Никакого ответа.

— Мало у нас печали, ох, служба чертова! — со вздохом сказал Старовойтов и сверкнул глазами. Он засмеялся.

— Вы смеетесь? — спросил Чупров.

— А что же мне, плакать? Уж очень нелепо, почему не посмеяться? Германия, Франция, международный капитал! А мы везем мины, шестьдесят штук. Два торпедных аппарата. Пушка. Несколько десятков человек команды. Лодку строили три года. А против нас международный капитал выставляет какую-то зажигалку, и мы боимся. Разве не смешно?

— Так вы что же, не хотите верить? И в злоумышленника не хотите верить? — возмутился Чупров.

— Что касается международного капитала — не знаю. А злоумышленник — пьяные бредни, Андрей Павлович, честное слово. Не знаете моряков? Да ведь это люди необузданной фантазии, в особенности матросы. Кто выдумал Летучего Голландца? Они. Чьи россказни об Острове Сокровищ? Их. Больше того, я убежден: что бы ни говорили историки литературы и всяческие филологи, все мифы древности сочинены моряками.

— Ну уж, знаете, идеи ваши, может быть, оригинальны и хороши, но ваше отношение — это, это… Его не назовешь иначе, чем беспечностью. Немецкое засилье в высших сферах — тоже пьяные бредни? Но сейчас не об этом разговор. Не об этом. Вы хоть допросите минера Бухвостова! — закончил Чупров.

Старовойтов недовольно качнул головой.

— Хорошо, матроса вашего я допрошу, — с неудовольствием сказал он. Спрятав бинокль в футляр из желтой кожи, который висел у него на груди, он нагнулся к люку. — Внизу! Минера Бухвостова ко мне!

Снизу донесся замолкающий рокот: по отсекам лодки репетовали приказ командира.

Через минуту перед ним стоял Федор Бухвостов.

— Что это за история, братец, которую ты рассказал штабс-капитану? — спросил Старовойтов, когда Бухвостов отрапортовал, что явился по его приказанию.

— Так точно, ваше высокородие, история, — ответил Федор, мгновенно покрываясь потом от шеи до пяток. — Все боялся доложить. Расписка осталась у этой сволочи. Он мне их дал под видом вспомоществования.

— Кого — их?

— Деньги, ваше благородие. Сто рублей. Я их матери послал. У нас там беда в доме.

— Докладывай по порядку, сукин сын, — нахмурился Клочковский.

С великим волнением, чувствуя, как спадает с души тяжесть, угнетавшая его все это время, и вместе с тем нарастает стыд и страх, что он влопался в такое дело, Бухвостов еще раз передал историю своей встречи с Двибусом. Офицеры слушали не перебивая.

Когда он кончил, Клочковский спросил:

— Какой же дурак пойдет на такую пакость? Ведь он погибнет вместе со всеми.

— Никак нет, господин капитан первого ранга. Расчет хитрый: он подбросит карандаш, когда лодка будет в виду турецких берегов. Расчет, что он выберется из лодки и доплывет до берега.

— Ну, так кто же это? Может, приказчик?

Федор покачал головой.

— Больно парень дрейфит.