Затем подъехал и спрятался за балаганами Сенного базара экипаж без седока. А на Дмитриевской, 28, тем временем начался серьезный разговор. Заведывающий сыскной частью собрал надзирателей и устроил им выволочку.
– Надо срочно найти беглого с каторги, известного одесского налетчика Азвестопуло. До сих пор этим занимался один лишь Англиченков, но ничего не достиг. Требуется помочь товарищу. Вот, пришла депеша из Одессы: Серега Сапер вызывает в Ростов свою маруху. Не иначе, соскучился, кобель. Местом для встречи бандит назначает меблированные комнаты Лянде на Большом проспекте, двенадцать. Чей это участок?
– Мой, – подал голос Ракогон.
– Выясни все осторожно. Азвестопуло вооружен, рисковать не надо. Только разведай. Ночью доложишь. Есть там у тебя кто?
– Буфетчик.
– Ну, тем более тебе и карты в руки.
Лыков, загримированный под своего любимого персонажа, тянул пиво и глазел в окно. Георгиевский крест в таких случаях он надевал собственный. Вскоре в ворота номеров Лянде шмыгнул надзиратель Ракогон. Все шло по плану. Сейчас буфетчик скажет ему, что человек, похожий на Сергея, снял у них комнату. Коммивояжер, обходительный, много ездит; обещал наведываться через день-два. Заплатил за месяц вперед.
Георгиевский кавалер осушил кружку, еще раз поклонился лесопильщикам и вышел. На углу Сенной улицы и Большого проспекта рослый донец продавал папиросные книжки и гильзы. Бородища до пояса, на груди медаль за коронацию покойного государя. Завидев дедушку, донец (это был Англиченков) стал сворачивать торговлю. Вскоре они фланкировали номера Лянде с обеих сторон. Через минуту, словно подчиняясь общему замыслу, на подъезде появился надзиратель. Поглядел влево-вправо, не заметил ничего подозрительного и двинулся вниз. На Пушкинской свернул направо и пошел в сторону Городского сада.
Дед ковылял позади на солидном расстоянии, за ним неспешно трусила пролетка с донцом. Напротив Успенской церкви надзиратель, грамотно осмотревшись, исчез в калитке сада. Кавалер сунулся следом, а пролетка спряталась во дворе пряничной фабрики.
Англиченков просидел в укрытии долго. Дважды его пытался прогнать фабричный сторож. Оба раза агент отбрехивался, что ждет поставщика гильз.
– Пойми, дядя, гильзы-то ворованные, – ныл он, размахивая руками и оглядываясь по сторонам. – Нельзя мне казаться при тоей фабрике. Сюды он принесет, для… как уж ее? коньспирации. Хошь – тебе отсыплю дюжину. А сейчас сгинь, пожалуйста, не мешай коммерции.
Наконец дед вышел из сада, неуклюже забрался в пролетку, и застоявшаяся лошадь рванула.
– В отделение, – лаконично скомандовал Лыков. И больше не произнес ни слова.
Петр тоже молчал, показывал характер. Хотя видно было, что его так и подмывает спросить, как все прошло. На Дмитриевской трое сыщиков закрылись в кабинете, и питерец первым делом сбросил бурки. Затем сказал:
– Попался ваш Ракогон.
– Что произошло?
– Он встретился в павильоне «Южной Баварии» с человеком. Тот явно из уголовных. Более того, бывал в Сибири – возможно, беглый.
– Откуда ясно, что он бывал в Сибири? – спросил Блажков.
Англиченкова интересовало другое:
– Разве преступление, что сыскной надзиратель виделся с уголовным? Я с ними через день толкую. Называется встреча с агентом.
Лыков ответил сначала Петру:
– Я подошел попросить на водку. И услышал, как надзиратель говорил сибиряку про номера Лянде. Помянул Серегу Сапера.
– Не доказательство, Алексей Николаевич. Может, он своему осведу давал задание проследить за греком?
Но Блажков перебил подчиненного:
– Без моей санкции он не имеет права давать таких заданий. Я велел Порфирию доложить, что он узнал в номерах. А он, перед тем как сделать доклад, встречается с уголовным. Как понимать?
Надзиратель промолчал. А заведывающий частью обратился к питерцу:
– Теперь ответьте на мой вопрос.
– Собеседник Ракогона бывал в Сибири, это точно. В разговоре прозвучал оборот «лонись-лонской». Что за Уралом означает «в прошлый раз».
– Опа! – хлопнул ладонью по столу Яков Николаевич. – Петя, ты понял?
– Нет, дядя Яша. Знакомое что-то, а припомнить не могу.
– Вот молодежь-холостежь, – укоризненно сказал коллежский регистратор коллежскому советнику. – Беда с ними – одни девки на уме.
– А чего я? – возмутился не имеющий чина.
– Того! Забыл? Лонись-Лонской – это же прозвище. Был такой маз в Новом поселении, он потом приблизился к «царям». И стал у Григория навроде начальника штаба. Хан Иван был по части убить-зарезать-напугать, а Лонись-Лонской им руководил. Башка!
– Почему же я его не помню? – встревоженно спросил Англиченков.
– Потому что у тебя ветер в голове, – объяснил начальник.
– Он уезжал? – догадался Лыков.
– Да. Зимой еще пропал из города. Осведомление нечетко доложило, что Самый Царь куда-то его отправил. Не то в Армавир, не то в Тифлис. А теперь, выходит, гаденыш вернулся!
– Двух братьев убили, и оставшийся вызвал умного подчиненного обратно, – продолжил мысль Блажкова Алексей Николаевич. – Собирает силы, готовится дать сдачи.