Фашисты

Парамилитарные добродетели были тесно связаны с культом юности и мученичества, поскольку солдаты — молодые люди, постоянно рискующие жизнью. Сама Италия была молодой нацией, объединенной лишь в 1860-х, и одновременно пролетарской нацией, эксплуатируемой более старыми «плутократическими» нациями. Движение, мобилизующее энергию юности, обещало покончить с этой эксплуатацией. Джентиле (Gentile, 1996: 23–27) пишет, что парамилитаризм был «крестовым походом», объединенными ритуалами святого причастия. Пролитая парамилитаристами кровь, говорит он (впадая в некоторое преувеличение), была подобна крови Христа и христианских мучеников. Как сказал командир сквадристов в Лукке на похоронах местных фашистов в 1921 г.: «О Святая Троица, рожденная кровью: твоя кровь — наша кровь. Поток, дарующий жизнь, покидает вены, чтобы наполнить новую крестильную чашу, — так примем же этот багровый дар». Разумеется, эти фашисты, в отличие от Христа, погибли, пытаясь убить других, — так что перед нами идеология, оправдывающая и прославляющая убийство. Да и слишком приземленным, слишком прагматичным был фашизм, чтобы стать религией.

Придя к власти, Муссолини подчинил парамилитарные отряды государству, а реальное насилие заменил ритуальными воспоминаниями о нем. Говоря нацистским языком, «порядок» возобладал над «дикостью». К 1932 г. Муссолини объявил свое государство единой «организованной, централизованной и авторитарной демократией», способной органически представлять нацию:

Основа фашизма… Государство как абсолют, в сравнении с которым все личности и группы относительны — и должны рассматриваться лишь в своем отношении к государству. Фашистское государство обладает самосознанием, собственной волей и личностью, оно воплощает в себе имманентный дух нации. Оно — единственная сила, способная разрешить гибельные противоречия капитализма. Оно не реакционно, а революционно.

Такое государство делает ненужным «соперничество партий, и безответственность политических собраний. Фашизм отрицает, что важнейшей силой в преобразовании общества является классовая война». Одним словом, перед нами трансцендентное государство.

Кроме того, это государство империалистическое: «Расширение нации — важнейшее проявление ее жизни. Империя требует дисциплины, координации всех сил, глубоко укорененного чувства долга и жертвенности. Никогда еще нация так не нуждалась в авторитете, направлении и порядке».

К 1932 г. Муссолини более всего интересовали война, органический национализм и государство. Парамилитаризм был для государства неудобен, однако оставался важен риторически и организационно, поскольку фашизм по-прежнему стремился к массовой мобилизации. И хотя партия предложила широкую программу экономических и социальных преобразований, они воспринимались как вторичные в сравнении с приматом нации, милитаризма и государства (Delzell, 1970: 27–37). Даже доводами в пользу корпоративизма служила не столько его экономическая эффективность, сколько способность превосходить классовые и иные частные конфликты интересов и мобилизовывать массы (Berezin, 1997: 60–63). Итальянский фашизм возник и развивался сразу после войны. Поэтому в области экономики его волновала не столько депрессия, сколько послевоенный классовый конфликт.

Именно такова стала стандартная фашистская повестка по всей Европе, открывающая нам ключевые фашистские ценности, о которых мы говорили в главе 1: органический, парамилитарный национал-этатизм, способный якобы «превзойти» и преодолеть общественные конфликты. Основные особенности итальянского фашизма в том, что он был первым, и, следовательно, демонстрировал большее идеологическое разнообразие, а затем усмирил свой радикальный парамилитаризм, превратив его в не столь динамичный, хотя и мобилизующий этатизм. Это также ослабило призывы очистить нацию от врагов: от политических оппонентов парамилитаристы Италию уже очистили, а этнические враги (кроме Африки) не играли здесь особой роли.