Фашисты

Однако сами фашисты не разделяли такой классовый взгляд. Мой метод состоит в том, чтобы «принимать фашистов всерьез», а значит, выслушивать их самих. В книге «Политическая и социальная доктрина фашизма», написанной в 1932 г. по материалам, собранным Джентиле, Муссолини сам рассказывает о своем деле. К этому времени Муссолини уже был диктатором и стремился легитимизировать свой режим, так что пропагандистские элементы в его тексте имеет смысл исправлять, соотнося их с заявлениями до переворота. Начинает Муссолини с того, что впервые привлекла его к политике социалистическая «доктрина действия». Это верно (как верно и для других фашистских интеллектуалов, процитированных мною в главе 1). Юный Муссолини не раз призывал своих товарищей-социалистов «делать историю, а не претерпевать ее» при помощи «организаций воинов», готовых «к величайшей в истории кровавой бане». Однако, по его словам, к 1918 г. «социализм как учение был уже мертв: он существовал лишь как ненависть». Итак, говорит он, фашизм родился из пепла социализма как «третья сила», ведущая «рабочий класс к реальному и эффективному лидерству» «при строгой военной дисциплине». У националиста Д’Аннунцио Муссолини заимствовал культ парамилитаризма и юности, элитистский культ вождя и уверенность, что толпой легко манипулировать с помощью мифа, символа и ритуала. В самом деле, как отмечают Березин (Berezin, 1997) и Джентиле (Gentile, 1996), ритуал стал мощным подкреплением формальной идеологии в практике движения. Кроме того, он подогревал презрение фашизма к демократии, о котором Муссолини говорит так:

Демократия лишила народную жизнь ее «стиля»: линии поведения, яркости, силы, живописного, неожиданного, мистического — всего того, что важно для настроения масс. Мы играем на всех струнах лиры — от насилия до религии, от искусства до политики.

Отметим объединение политики, искусства и стиля, столь типичное для фашизма.

Муссолини не считает нужным упоминать о том, что в 1919 г. фашизм был левым, требовал восьмичасового рабочего дня и рабочего контроля. Значительная часть риторики движения исходила от левых синдикалистов — Панунцио, Джентиле, Россони и Оливетти, по-разному добавлявших в фашистскую идеологию «целостный» синдикализм или корпоративизм. Они заявляли, что «всему движению рабочего класса предстоит впитать в себя высокие устремления нации» и что «этатизм и синдикализм находятся в процессе слияния». Муссолини их несколько опасался. В 1922–1924 гг. он еще питал надежды возглавить фашистскую/социалистическую парламентскую коалицию против консерватизма и буржуазной либеральной демократии. Готовность принять правила парламентской игры оттолкнула футуристов, которые покинули движение. Но скоро Муссолини отказался от парламентаризма и принялся приручать синдикалистов, склоняя их к идее более «вертикального» корпоративистского государства. Он провозгласил «тоталитарное этическое государство», где о рабочем контроле будет забыто и левые утихомирятся (Nolte, 1965: 202–208, 258; Gregor, 1979: 106–114; De Felice, 1995; Dahl, 1999: 46–70; Riley, 2002: гл. 2).

Более постоянным рефреном стал парамилитаризм — наследие идеалистических теорий действия, конкретизированных опытом войны. В начале 1919 г. Муссолини вместе с футуристами приветствовал «действия» вместо «слов» (ассоциирующихся с затхлым парламентаризмом) и успешно заставил замолчать демократических националистов и социалистов. Первые fasci были созданы в марте — и уже месяц спустя последовали первые смерти. Затем первый конгресс PNF в 1921 г. провозгласил свои «эскадроны действия», squadristi, «революционной милицией на службе нации… следующей трем принципам: порядок, дисциплина, иерархия» (Gentile, 1989: 398). Как отмечает Даль (Dahl, 1999: 145–146), забастовки, уличные столкновения, насилие, расцениваемые как борьба добра со злом, были вообще характерны для итальянского сплава синдикализма с этатизмом. В 1932 г. Муссолини все еще декларировал парамилитарные добродетели:

Война и только война доводит человеческую энергию до максимального напряжения и накладывает отпечаток благородства на те народы, что имеют мужество прибегать к ней. Гордый девиз Squadrista

: «Me ne frego» [«мне плевать», в окопном варианте — «мне насрать»], написанный на повязке, закрывающей рану, — это акт философии, это воспитание готовности к бою, это спокойное осознание опасностей войны, это новый путь жизни для Италии, святость и героизм, свободные от всяких экономических мотивов.