Фашизм: реинкарнация. От генералов Гитлера до современных неонацистов и правых экстремистов

Задуманная в качестве бесконечного пропагандистского выступления с претензией на философию, «Империя» была предназначена идейно продвинутым правым радикалам. Сам Йоки назвал эту книгу «первым ударом в грандиозной войне за освобождение Европы». Он выступил с исполненным оптимизма обращением к осаждённым нацистам, призывая их присоединиться «к всемирно–исторической борьбе» именно в то время, когда общая ситуация для движения представлялась весьма печальной. Йоки утверждал, что разрушение национал–социалистической Германии было всего лишь временным отступлением, намечавшим путь к будущему триумфу: «Испытавшая трагедию, разгром и катастрофу западная душа восстаёт из руин с несломленной волей, более чистая, чем раньше, в своём духовном единстве… Она должна смотреть вперёд, верить, когда, кажется, уже нет никакой надежды, она должна повиноваться, даже если речь идёт о смерти, она должна биться до конца и не сдаваться. Поддерживает её знание о том, что никакая материальная сила не может превзойти дух героизма»[228]

.

Политический итог воззвания Йоки демонстрировал псевдонимом, под которым была опубликована книга, — Улик Варандж (Ulick Varange). Этот псевдоним как бы символизировал единую Европу, поскольку Улик (по–ирландски — «награда ума») указывал на западную границу, а Варан- дж (варяг — представитель северного народа, в IX веке принёсшего цивилизацию в Россию) — на восточную. Однако концепция европейского единства входила в острое противоречие с тем, что Йоки описывал как «презренные планы отсталых душ “объединить” Европу в экономическое пространство, чтобы внеевропейские силы использовали это пространство в своих целях, в частности, укрепляя свой империализм». То есть Йоки считал, что США и СССР захватили европейский континент и превратили его в духовное болото[229]

.

Убеждённый в том, что Германии, Италии и другим странам возможно будет сохранить свой суверенитет только в результате согласованных действий, Йоки отвергал национализм как несостоятельное понятие. Он порицал «ограниченный стейтизм» европейских политиков, полагавших, что они смогут самостоятельно достичь независимости. Он выступал не за отдельные национальные государства, а за единую Европу в качестве третьей силы, способной бросить вызов превосходству двух сверхдержав эпохи «холодной войны». «Политике придётся свыкнуться с новой реальностью: народов Запада больше нет, грядёт единый народ Запада»[230]

.

Многие идеи Йоки позаимствованы у Освальда Шпенглера, автора капитального труда «Закат Европы», одного из ведущих деятелей Консервативной революции 1920‑х годов в Германии. Как и Шпенглер, Йоки ожесточённо критиковал парламентскую демократию и прочие возникшие в XIX веке политические формы, имевшие своим источником Французскую революцию. Всеобщие выборы влекли за собой «падение всего человеческого на уровень наименее ценных человеческих особей», замечал Йоки, отвергавший идею «основывать политическую власть на воле народных масс, выступающих прикрытием для беспрепятственного грабежа со стороны финансистов». Он приравнивал либерализм к слабости, называя его «уходом от жёсткости к мягкости, от мужественности к женственности, от истории к стадности, от реальности к травоядным мечтаниям, от судьбы к счастью»[231]

.

В отличие от Гитлера, мечтавшего о несокрушимом «тысячелетнем рейхе», Шпенглер утверждал, что все цивилизации проходят определённый жизненный цикл, расцветая, увядая и в конце концов умирая. Во многом находясь под влиянием Шпенглера, Йоки прославлял Запад и оплакивал его распад под влиянием непреодолимой силы истории. Однако, в отличие от своего наставника в философии, Йоки считал, что законы, так сказать, «культурного тяготения» можно преодолеть, омолодив общество с помощью фашизма. Это было основой философии «культурного витализма» Йоки, подробно рассмотренной им в «Империи». Он верил, что героическое чувство цели, исходящее от элитной «сферы носителей культуры», проникнет в широкие массы, означая тем самым наступление новой квазиисториче- ской «эры власти», противопоставлявшейся Йоки декадентской «власти денег». Это эпохальное преобразование разрушит еврейское «замедление культуры» и спасёт белую расу.

Йоки также отличался от Шпенглера и тем, что последний не подчёркивал антисемитских настроений. «Империя», напротив, была полна юдофобии и ненависти к евреям. Йоки признавал, что евреям пришлось пострадать от рук христиан. В результате, по его мнению, не простившие их евреи принялись мстить, и эта месть в бурном воображении Йоки приняла поистине фантастические размеры. Его обуяла мысль о евреях–паразитах, проникших в принявшую их западную культуру и заразивших её. Описывая ку–клукс–клан как «реакцию американского организма на чужеродное присутствие», Йоки отмечал: «Антисемитизм в культурной патологии является полной аналогией формирования антител в крови в случае человеческой патологии. В обеих случаях организм сопротивляется чуждой жизни»[232].