Фата-Моргана №5

«Дорогой Джеймс! Могу представить, что ты думаешь обо мне. Тебе, наверное, так хочется жахнуть меня под зад, чтобы никогда больше меня не видеть, и, по правде говоря, лучше бы так и было, потому что в этом положении, как мы сейчас есть, самому мне не удастся покончить с собой, и бог знает, каким легким для меня был бы подобный исход. Только сегодня до меня дошло, что Клаудия мертва и ушла навсегда, и все по моей вине, когда я напился на твоем дне рождения, а потом стал требовать самому сесть за руль, когда мы выпили по чашке кофе в придорожной закусочной…»

И так далее. В конце письма он подошел к главному пункту. За ним угадывалось желание его родителей. У Пола осталось обручальное кольцо Клаудии. Ему показалось правильным лично вернуть мне его. И он лично обязан попросить у меня прощения (зная, что простить его никогда не смогу), дабы успокоить терзающую его совесть.

Двадцать седьмого февраля его выписывают из больницы. Не мог бы я отыскать его там и, может быть, даже отвезти в Бостон. А он отдаст мне обручальное кольцо и мои письма к Клаудии, найденные среди ее вещей. «Я понимаю, что прошу слишком многого, Джеймс, но мне нужно разобраться с самим собой, стоит ли существовать дальше. Не забывай, я тоже любил Клаудию. Она была мне сестрой, старшей сестрой, и всегда была добра ко мне…»

27 февраля.

В одиннадцать часов утра встретил Пола в больнице Ворчестера. Лицо его выглядело осунувшимся и бледным, придавая ему какой-то странный вид. Левая рука лежала на перевязи. Он поднял правую, и мы обменялись приветствиями.

— Сейчас достану из кладовки вещи, и буду совсем готов.

— Давай помогу, — предложил я.

Мы вместе прошли к кладовке и достали оттуда большой кожаный чемодан и сумку на молнии. Мне достался чемодан. Как только вещи были уложены в багажник, Пол сказал:

— Мне чертовски неудобно. Не могу смотреть тебе в глаза, Джеймс. Мои родители вообще жалеют, что родили меня. В довершение всего, меня выкинули из школы. В общем, всем насолил. Враг номер один.

— Неподалеку есть приличная гостиница. Капелька грога поможет тебе воскреснуть. Слегка подкрепиться — и…

— Никакой выпивки, Джеймс. Исключено. Отныне полное воздержание.

— Да что ты говоришь? Все равно поедем в гостиницу. Нужно будет отдохнуть.

— Ты за рулем — тебе виднее.

Итак, я поехал к этой хорошо известной гостинице, название которой не буду упоминать по одной очевидной причине, которую раскрою позже. Там мы уютно расположились в глубоких креслах рядом с камином возле стойки с коктейлями. В подобных условиях трудно отказать себе в удовольствии выбрать напиток по душе. Но Пол мужественно отклонил мое предложение расслабиться, отвлекая себя копанием в сумке, откуда на свет были извлечены две пачки писем, стянутые синими резинками. Толкнув их в моем направлении, Пол сказал:

— Мама решила, что они по праву принадлежат тебе.

— Поблагодари ее за заботу.

— А, и это тоже. — Из правого кармана его куртки была вытащена розовая коробка из-под обручального кольца. Не открывая, я переложил ее в свой карман.

— Послушай, малыш, — обратился я к Полу. — Все это тяжело для нас обоих. Не будем усложнять и без того сложные проблемы.

Официант принес бутылку «Роб-Роя» и поставил ее между нами.

— Просто мне офигенно паршиво, — отозвался Пол. — У меня уже вряд ли получится чувствовать себя как раньше.

— Все, что ни делается — все к лучшему, — уколол я парня и отхлебнул из бокала. — Любое потрясение, с печальным или счастливым финалом, меняет многое в жизни.

— Наверное.

— Если тебе это поможет, Пол, — я залпом осушил бокал и посмотрел ему прямо в глаза, — то прощаю тебя. Пусть не смогу забыть, но могу простить.

В глазах парня блеснули слезы. В глазах, как у Клаудии.

— Да, черт возьми, Джеймс, спасибо, спасибо. Я… я… о, у меня такое ощущение, будто род человеческий готов принять меня обратно. Если не сейчас, то когда-нибудь.

— А если сейчас?

— Как это?

К нашему столику приближался официант.

— Для начала выпей со мной. Терпеть не могу пить в одиночестве.

— Ну, ведь… О’кэй, только раз.

Три часа спустя Пола было не узнать. Поглощая грог без всякой закуски, мы казались забулдыгами, давно оставившими позади среднюю степень опьянения и с заплетающимися языками. В моем случае внешность была, правда, обманчивой. После третьего коктейля я обратился к бармену с просьбой не добавлять мне виски в «Роб-Ройз», который будет подаваться на наш столик, ввиду слабости желудка. Тем временем Пол медленно, но неуклонно продолжал напиваться.