Фата-Моргана №9

— Я должен увидеть ее. Через несколько дней мы улетаем.

— Мне жаль, Галлингер.

— Мне тоже, — ответил я, захлопнул книгу и, не сказав положенного «M’Happa», встал. — Я найду ее.

Я вышел из храма. М’Квайе сидела неподвижно, как статуя. Башмаки стояли там, где я их оставил.

Весь день мой джипсер с ревом носился по дюнам. Команде корабля я, должно быть, казался песчаным смерчем. Но в конце концов пришлось вернуться, чтобы заправить бак горючим. Неожиданно ко мне подошел Эмори.

— Вот это да. А грязный-то! К чему это родео?

— Я кое-что потерял.

— Посреди пустыни? Неужто один из своих сонетов? Вряд ли что-нибудь еще может заставить тебя так выкладываться.

— Нет, черт возьми. Кое-что личное.

Джордж закончил заливать бак, и я шагнул к джипсеру.

— Подожди! — Эмори схватил меня за руку. — Ты никуда не поедешь, пока не объяснишь, в чем дело.

Конечно, я мог вырваться, но тогда он бы просто приказал стащить меня за ноги, а кому это нужно? Я сделал над собой усилие и заставил себя спокойно произнести:

— Просто я потерял свои часы, которые подарила мне мать. Это семейная реликвия. Я хочу найти их до отлета.

— А ты уверен, что их нет в каюте или Териллиане?

— Там я уже искал.

— Может быть, кто-нибудь спрятал их, чтобы подшутить над тобой? Тебе ведь известно, что на корабле ты — не самая популярная личность.

Я отрицательно покачал головой.

— Я уже думал об этом. Но я всегда ношу их с собой, в правом кармане. Скорее всего, они выпали, когда я мотался по этим дюнам.

Он прищурился.

— Помнится, я читал на суперобложке одной их твоих книг, что твоя мать умерла сразу после твоего рождения.

— Верно, — подтвердил я и мысленно чертыхнулся. — Часы принадлежали еще ее отцу, поэтому она хотела, чтобы они перешли ко мне. Мой отец сохранил их для меня.

— Гм, — фыркнул он. — Странный способ искать часы, разъезжая по дюнам на джипсере.

— Я думал, что увижу блики отраженного света, — упрямо пробормотал а.

— Уже темнеет. Сегодня, пожалуй, нет смысла продолжать поиски. Зачехлите джипсер, Джордж, — приказал он механику, а затем похлопал меня по плечу. — Пойдем. Примешь душ, перекусишь. По-моему, и то, и другое тебе не помешает.

Мешки под тусклыми глазами, редеющие волосы и ирландский нос, голос на порядок ъыше, чем у кого бы то ни было. Я ненавидел его. Клавдий! Если бы только это был пятый акт!

И тут я действительно понял, что нуждаюсь в душе и еде. К тому же, настаивая на немедленном выезде, я лишь вызову подозрения и кривотолки. Я стряхнул песок с рукава.

— Вы правы. Это идея.

— Пойдем. Поедим у меня в каюте.

Душ был благословением, чистое хаки — милостью Божьей, а пища пахла, как в раю.

— Вкусно пахнет, — сказал я.

Мы молча поели, а когда перешли к кофе и десерту, Эмори вдруг спросил:

— Почему бы тебе не остаться на ночь? Поспи здесь.

Я покачал головой.

— Я очень занят. Надо все закончить, а времени осталось мало.

— Пару дней назад ты говорил, что почти все закончил.

— Почти, но не совсем.

— Ты говорил также, что сегодня ночью в храме служба.

— Верно. Но я буду работать в своей комнате.

Он пожал плечами и, помолчав, сказал:

— Геллингер. — Я посмотрел на него: официальный тон грозил неприятностями. — Конечно, это не мое дело, — начал он, — но тем не менее… Бетти говорит, что у тебя там есть девушка. — Это был не вопрос. Это было утверждение, но оно повисло в воздухе в ожидании ответа.

«Бетти, ты — шлюха. Корова и шлюха, и к тому же — ревнивая. Какого черта ты суешь свой нос в чужие дела. Лучше бы ты ослепла и оглохла. Чтоб у тебя язык отсох!»

— А что? — спросил я.

— А то, — ответил он, — что я как начальник экспедиции обязан поддерживать дружественные, так сказать дипломатические, отношения с туземцами.

— Вы говорите о них так, словно они дикари. Нет ничего более далекого от истины. — Я встал. — Когда опубликуются мои заметки, на Земле узнают правду. Я расскажу о них то, чего не смог бы предсказать даже доктор Мур. Я расскажу о трагедии народа, который, зная, что обречен, достойно несет бремя жизни. Когда я назову причину этого, то даже самые суровые ученые не смогут сдержать слез. Да, я напишу об этом и получу множество премий и наград, только зачем мне они теперь? Господи! — воскликнул я. — Когда наши предки дубинками защищались от саблезубых тигров и только пытались приручить огонь, у марсиан уже была своя культура!

— Так у тебя есть там девушка?

— Да! — выкрикнул я. Да, Клавдий! Да, отец! — Да, Эмори, да! А сейчас я сообщу вам еще кое-что. Они уже мертвы, они бесплодны. Это — последнее поколение, после которого марсиан не будет. — Помолчав, я добавил: — Они останутся только в моих записях, в немногих микрофильмах и фотографиях, да еще в стихах о девушке, которые появились только потому, что она есть.

— О-о, — только и смог произнести он, но немного погодя добавил: — Последние месяцы ты вел себя несколько необычно. Я удивлялся этим переменам и все гадал, что же случилось, но я не думал, что для тебя это так важно.

Я опустил голову.

— Это из-за нее ты носишься по пустыне?

Я кивнул.

— Почему?

Я поднял голову.