Фатальное колесо. Дважды в одну реку

Банальнейшая психотехника диалога: элементарная наживка начального уровня – так называемое «провоцирование на единомыслие». Это о моем «не так ли». Приглашение к бессознательному согласию оппонента пусть даже и по незначительному поводу. На автомате. А дальше – куда нелегкая вынесет. А как она действительно вынесет, на данный момент было не совсем ясно. Что сейчас врать буду, я пока еще и не придумал. Работал на чистой импровизации. Причем с высочайшими ставками – на грани жизни и смерти.

– Извини, что без приглашения, – продолжал я лицедействовать, – не было другого выхода. Да и со временем, согласись, у нас не очень‑то богато.

Очередной иезуитский прием: «согласись», «у нас». «Мы» уже ассоциируется почти как команда единомышленников. А не как кошка и мышка. Я надеюсь…

Что же ты молчишь, Борюсик? И смотришь так… нехорошо как‑то…

– Я, кстати, дальше прихожей и спортзала у тебя и не был, – стал заходить я с другой стороны, – может, похвастаешься своими хоромами? Вроде бы с эстетикой и вкусом у тебя проблем не было. Насколько я успел заметить.

А вот эту молекулу лести, эту микроскопическую наживку Борюсик неожиданно проглотил! Молча сделал приглашающий жест рукой в сторону навороченного коридорчика – мол, прошу, сударь, не обессудьте.

Отлично! Начинает протягиваться тонюсенькая ниточка полувербального контакта. Полу‑, потому что коммуникация функционирует пока только с моей стороны. Белобрысый оппонент пока что большей частью зловеще помалкивает.

Ну спасибо, что хоть голову пока мне не откручивает, и то ладно.

Вот я встрял‑то, если честно!

– Няшненько у тебя здесь…

А в начале нулевых говорили уже «няшненько»? Или нет? Судя по тому, как вытаращился Борюсик, скорее всего, нет.

– В смысле красиво жить не запретишь… можешь же, когда захочешь…

Бред. Опять начинается заговаривание зубов. Как тогда, на заборе.

Я плюхнулся в шикарное кожаное кресло, тут же нежданно утонув в нем почти по самые ноздри. Какое же оно мягкое! Как облако. Из такого быстро и не вскочишь. Как в паутину сам себя загнал. Надо продолжать «грузить» оппонента, пока не придумалось чего‑нибудь полезного:

– Знаешь, Боря, о чем я скучаю в этом детском теле? Целый год уже, без малого. Не поверишь – о рюмке хорошего коньяку. Знаешь, аж скулы сводит от искушения, как представишь. Или хотя бы – бокал вина, на худой конец. К примеру, «Седьмое небо князя Голицына»? Наше, массандровское. Не знаешь? Да ты что! Шутишь?

– Тебе что, вина налить?

– Да нет. Возраст не тот. Боюсь вырубиться с трех капель, не успею даже вкуса распробовать…

– Ты говорил, что со временем у нас неважно…

– Да‑да! О деле. Да ты не стой, Боря. Не стой. В ногах правды нет. Присядь.

Белобрысый послушно примостился на край какой‑то антикварной кушетки. Прямой как лом, напряжен, не расслабляется ни на секунду и ожидает подвоха с любой стороны. Но тем не менее явно заинтригован моим странным поведением.

Только надолго ли хватит его заинтересованности?

– Значит, о деле. У меня сложилось впечатление, что в прошлую нашу встречу между нами возникло какое‑то недопонимание. Ты не находишь?

Белобрысый отчетливо скрипнул зубами.

А, ну да. Ребра. Должны по идее еще побаливать.

– Да ты зла не держи. Отнесись с пониманием. Как старший товарищ к младшему! Выхода другого не было. Потому как не было на тот момент у меня разрешения все тебе рассказывать. А тебе уж очень хотелось тогда меня, как бы это помягче сформулировать, – умертвить. Уконтрапупить. А на это я пойтить ну никак не мог. Понимаешь? И не только я… Ты, кстати, обратил внимание, как наши приняли твоих бойцов в больничке? Не впечатлился?

– Так ты от ментов, что ли?

– Не совсем. Выше бери.

– Куда выше? Кагэбэшники? Цэрэушники?

– Да вот и не совсем… Кому КГБ, а кому и… Кому война, а кому и мать родна… – начал я «буксовать», стремительно перебирая в голове варианты, и… в этот миг пришло спасительное озарение. – Короче! Давай о главном. «Москвич». Желтого цвета. Грузовичок‑мини. Тот, который снес тебя в семилетнем возрасте около больницы. Помнишь?

Он ничего не ответил, а только пристально и, как мне кажется, с какой‑то долей неприязни рассматривал меня. Как под микроскопом. Обидно, слышишь?

Да мне, собственно, его ответ и не нужен особо. Ведь ты, друг мой ситный, любишь научную фантастику! Не так ли? Судя по нашей последней встрече – очень любишь. Ну, тогда ты сейчас эту фантастику и получишь – в масштабах целого вагона и маленькой тележки в придачу. Сейчас нагружу, успевай только выносить.

«Вы хочете песен? Их есть у меня».

– Так вот, «москвич» – это НАШ транспорт. А за рулем была НАША сотрудница. Штатная. Имен называть пока не буду. Скажу только, что это была женщина лет тридцати, в темно‑зеленой спецодежде, работающая, как и я, на… восемнадцатый… отдел Федеральной службы безопасности. Управление… «Сигма»… Более конкретные подробности, извини, озвучивать не в моей компетенции.

Вот это я загнул!

Только, сдается, что‑то не верил он мне…

По крайней мере, в его очень недобром взгляде смутно прослеживалось некоторое сомнение относительно моих откровений.