Лифт поднимает нас к пункту назначения, и мы оказываемся прямо в квартире. Двери открываются, и я вижу огромное помещение с пятиметровыми потолками и большими промышленными окнами.
— Здесь до революции ткацкая фабрика была, — поясняет Роб, — а теперь люди живут. Добро пожаловать. Проходи. Тут у меня общее пространство для кухни, гостиной и библиотеки, а там за стеной две спальни — одна мой, вторая для гостей.
Интерьер лофта красивый и продуманный, но очень мужской и немного холодный. Везде идеальный порядок. Серые бетонные потолки и стены контрастируют с тёплыми дубовыми досками пола. Кухонная зона занимает значительную часть территории. Здесь большой кухонный остров, нависающая вытяжка, огромный двустворчатый холодильник.
Моё внимание привлекает стеклянный бокс, представляющий собой небольшую прозрачную комнату, заставленную деревянными ящиками с вином.
— Сколько у тебя вина! — Удивляюсь я.
— Коллекционирование портит характер и заставляет делать разные глупости, — чуть улыбаясь, замечает Роб. По проекту здесь была прозрачная душевая, но я переделал в холодильник для вина.
Он берёт в руки небольшой пульт и пространство наполняется музыкой. Она звучит не громко, но очень сочно и объёмно, проникая в сердце. Волнение усиливается, но я не поддаюсь и старательно осматриваю жилище Роба. Меня здесь всё удивляет. Я иду по комнате, не знаю, как назвать это большое помещение. Чуть в стороне от кухни расположен большой обеденный стол, за который легко можно усадить человек двадцать.
Я с интересом рассматриваю необычный журнальный стол из цельного куска посеребрённого стекла с большими вмятинами, в которых разложены разные мелочи. С двух сторон от столика, друг напротив друга, стоят длинные и очень красивые диваны.
— Да у тебя здесь можно вечеринки проводить.
— Если захочешь, проведём, — соглашается Роб.
Упоминание о вечеринках, отзывается болезненным уколом. Мысли об Ярославе пытаются завладеть головой, но я старательно их выталкиваю.
Я долго кручусь перед большим, чуть не во всю стену, потемневшим зеркалом в массивной бронзовой раме. Не удивлюсь, если раньше оно висело в каком-нибудь венецианском палаццо.
Потом рассматриваю коллекцию кулинарных книг, размещённую в трёх высоких шкафах, к которым приставлена стремянка.
— Ну, как тебе моя нора? — спрашивает Роб, наслаждаясь эффектом, произведённым на меня.
— Нора? Это не нора. Это настоящий сказочный чертог великанов.
— Почему великанов?
— Ну а как, если за книгой нормальному человеку приходится подниматься по приставной лестнице?
Он улыбается.
— Ты голодная? Я хочу приготовить тебе что-нибудь особенное.
— Да, я голодная. Не просто голодная, а изголодавшаяся. А спальню покажешь?
Мы заходим в небольшую комнату с затемнёнными окнами. Здесь царит полумрак и явственно пахнет Робом. Посередине стоит огромная кровать, застланная чёрным бельём. Я взволновано делаю несколько глубоких вдохов.
— Здесь твой запах.
— Что?
— Мирра и сырая кожа. И желание.
Он подходит ко мне очень близко и пристально смотрит в глаза.
— Да, желание меня переполняет, — произносит он, понизив голос и у меня по спине бегут мурашки.
Его воздействие на меня не поддаётся объяснению. Оно иррационально. В теле разгорается огонь — сначала маленький уголёк, потом робкий огонёк и, наконец, всепожирающее пламя. Я чувствую огонь Роба и его языки перекидываются на меня.
Я вдруг ощущаю страшную жажду и лютый нечеловеческий голод, который невозможно утолить. Это не я, это что-то чужое, первобытное и неиспытанное раньше. Я себя не узнаю и ничего не могу поделать. Живот подводит от страсти, он переполняется тянущей и пульсирующей тяжестью.
Моё тело мне больше не принадлежит, и я его больше не контролирую. Трясущимися руками нащупываю пуговицы на блузке, злюсь, что не могу их расстегнуть и тяну, рву тонкую ткань, пытаясь сорвать все преграды, отделяющие меня от Роба.
Он смотрит на меня, и янтарь, сахар и тёмное золото в его глазах вскипают, бурлят и превращаются в живой огонь. Мы распаляемся, чувствуя возбуждение друг друга и так искрим, что не удивлюсь, если от нашего накала отключится электричество во всей Москве.
Он лишь касается моего плеча, а меня бьёт судорога и каждая микроскопическая волосинка на моём теле топорщится и искрит. Из груди вырывается громкий стон. Это не я и не мой голос, это стонет дикое животное, поселившееся внутри меня. И оно, это животное требует немедленного и звериного жертвоприношения.
Лишь одно прикосновение Роба сдвигает меня на грань безумия. Что я знала о страсти до этого дня? Мы стоим друг перед другом абсолютно голые, дрожащие от нетерпения и от желания. Я отступаю к кровати, забираюсь на чёрный прохладный шёлк и ощущаю его гладкие скольжения по коже. Ложусь на спину и раздвигаю ноги.
Я истекаю, сочусь страстью и не намерена ждать больше ни одной секунды. Роб знает, чувствует это, но несколько мгновений мешкает, стоит не двигаясь, не в силах отвести взгляда от моей разверзнутой плоти. Потом он подбирается ближе и накрывает своим горячим телом.
***