Он покрывает поцелуями моё тело, нежно ласкает шею, плечи и грудь, и ничто не может заставить его прекратить доставлять мне наслаждение. Его поцелуи спускаются ниже — к животу и бёдрам, и они искрят в местах, где оказываются его губы. Роб легко давит на колени, разводя их в стороны и приникает к моему самому горячему, истекающему разогретым мёдом месту. Ох…
Я чувствую его жар и нетерпение языка и не могу сдержать стон или хрип, или рычание, или всё вместе. Это совершенно невыносимо. Я обвиваю его ногами, беру в плен, вжимаю в себя его голову, и он догадывается, что навсегда потерял свободу и будет лизать меня, пока не погибнет этот мир.
Наконец, я его всё же освобождаю, выпрямляя и раздвигая ноги, как можно шире, и он не может не понять, что это приглашение. Он входит в меня медленно, но я захлёбываюсь стоном, снова ощутив, какой он огромный.
Толчок следует за толчком в нарастающем ритме. И когда у меня уже не остаётся сил терпеть сладость этой муки, он переворачивает меня и начинает трахать сзади, выбивая звериные стоны. Потом он трахает меня в рот, и я едва не задыхаюсь, вбирая в себя его чудовищный член. Он очень горячий и солоноватый на вкус и в том, как я заглатываю его, открывается что-то необузданное и животное.
Мы отчаянно и фанатично ласкаем друг друга. Одна сплошная ласка и любовь, отзывающаяся во мне нестерпимым, болезненным восторгом.
В моём мозгу всё перемешивается, и я оказываюсь на грани помешательства, когда меня поглощает бесконечный оргазм, исступлённое наслаждение, мягкое биение музыкального ритма, тонкий, почти выветрившийся аромат мирры, острые запахи секрета и нарастающее чувство тревоги в неизвестно откуда взявшейся и всё укутывающей тьме.
***
Когда звенит будильник, Роба рядом не оказывается. Я резко сажусь, сбрасывая одеяло, и ощущаю вдруг бездонную пустоту в груди. Он ушёл! Он ушёл!!! Но услышав, долетающие из кухни звуки, я сразу успокаиваюсь. Кажется, он готовит завтрак.
Я нахожу пижаму и натягиваю на себя шорты и футболку. Роб хозяйничает на кухне. В моём холодильнике царит абсолютный ноль, поэтому я говорю себе, что на завтрак рассчитывать не стоит. Однако, я ошибаюсь, меня ждёт не каша из топора, а омлет с креветками.
— Ого, это откуда такая роскошь?
— Всё из моей коробки.
— Из коробки-самобранки?
Он ничего не отвечает и вообще зависает, глядя на меня. Я ж даже в зеркало не глянулась, представляю, что у меня за видок.
— Что, — спрашиваю я с тревогой, — на бабу ягу похожа?
— Нет, ты очень красивая и вот такая, растрёпанная нравишься мне даже ещё больше.
Он делает ко мне шаг, обнимает и нежно целует. Потом чуть отстраняется и рассматривает моё лицо, будто видит впервые. Я смущаюсь.
Роб, чуть касаясь, проводит кончиками пальцев по моей щеке, по лицу, по губам, спархивает на шею и скользит по ключице. Я чувствую, как напрягается грудь и твердеют соски, а кожа покрывается гусиными пупырышками.
Едва задевая тыльной стороной ладони, он ведёт руку вниз по футболке. Когда его рука чуть касается проступившего через тонкую ткань соска, я вздрагиваю и судорожно вздыхаю. Внизу живота оживает ненасытное животное, я узнаю его по разливающейся сосущей тяжести.
— Что ты делаешь… — шепчу я, — я на работу опоздаю.
Он молча наклоняется и сдёргивает с меня мягкие шорты. Они падают вниз, а он просовывает руку мне между ног. Я прикусываю губу и едва сдерживаюсь, чтобы не застонать на весь дом. Моё дыхание становится глубоким и частым.
— Не опоздаешь, — шепчет он и резко подсаживает меня на стол.
Я обхватываю его ногами и прижимаю к себе. Одной рукой он расстёгивает и спускает брюки и сразу входит в меня. К этому моменту я уже настолько мокрая, что секрет буквально льётся из моих недр. Наши соки смешиваются и вдыхая их запах, я чувствую, как во мне разгорается звериная страсть.
От зашкаливающих эмоций я не могу мыслить. С Робом я теряю рассудок, становясь бездумной машиной любви. Но, несмотря на всё своё безумие, я совершенно ясно осознаю, что раньше никогда такого не испытывала. Может мы действительно избраны из всей вселенной и связаны невидимыми нитями?
Я кончаю и долго ещё вибрирую, прижимаясь к нему, вдыхая запах его кожи и прорастая в его тело.
Омлет оказывается безвозвратно испорченным, впрочем, времени на него всё равно не остаётся. Роб подвозит меня до школы, и я бегу в класс с пятнадцатиминутным опозданием. Да и плевать! Во мне всё ликует, и я совершенно не могу понять, как такое возможно, и почему меня, как маятник бросает из крайности в крайность.
Плевать! Теперь точно. Всё хорошо будет, я уверена!
Я врываюсь в класс и столбенею. На моём месте сидит Зина. Немая сцена затягивается и я, сбросив оцепенение, наконец спрашиваю:
— А что вы здесь делаете, Зинаида Михайловна?
— Да вот, — с ехидством отвечает она, — думали, вы не явитесь сегодня. Анатолий Евгеньевич попросил меня подменить вас. Всякие же обстоятельства у людей бывают.
— Спасибо, но я уже здесь, так что вы можете идти.
— Нет, Алиса Вадимовна, это вы можете идти. Директор попросил, чтобы вы к нему зашли, если всё-таки появитесь на рабочем месте.