Я не знал, кому толстозадая передала деньги. Следователю, который сейчас прикидывается дурачком, прося дежурного ещё немного подержать меня в камере. Или судье, что вовремя не поставил свою подпись. Какая мне разница! Я просто свободен. Я — свободен! Ура!
Продолжая чертыхаться, дежурный приказал Хохлу вернуть под расписку изъятые у меня вещи. Положив трубку, крикнул через стекло:
— Следователь просил тебя зайти!
— Хорошо! — ответил я. Улыбнулся с чистой совестью. Свобода! В окна светило утреннее солнце. Меня радовало все: суета в дежурке, строгие полицейские, выполняющие свой долг, бомжи в обезьяннике. В этот момент я не лгал ни себе, ни ему. Радостно добавил: — Обязательно!
Дежурный тоже улыбнулся, но криво. По моей душевной открытости и доброжелательности интонации понял, что следователь вряд ли увидит меня в ближайшее время.
Хохол усмехнулся с сожалением. Кто теперь будет платить ему за передачи и зарядку телефона?
Ничего, потерпит — опера кого-нибудь приземлят.
Я забрал свои часы, бумажник и ключ от машины. Надеюсь, они ее не нашли чтобы арестовать. Паспорт был в портмоне. Пересчитал деньги. Записную книжку без оформления оперативники прикарманили ещё при задержании. Хотя вряд ли она им пригодится — почерк неразбираем. Теперь буду писать в телефон, шифроваться.
Направился к выходу, напряжением мышц разминая привыкшие к горизонтальному положению ноги. В отделении начинался рабочий день. Навстречу попадались участковые и сотрудники в цивильном. Некоторые вопросительно глядели на меня. Наверно ожидали, что я пожелаю им здоровья!? Обойдутся.
Постовые, с бряцающими за спинами автоматами, волокли сопротивляющегося парня, загнув ему руки к лопаткам. Тот ругался. Ну вот и очередной клиент!
Я шёл невозмутимо, с достоинством честного человека, случайно попавшего под замес. Даже попытался представить, что являюсь куратором этого учреждения или надзорной инстанцией. Смотрю за порядком и дисциплиной. Подмечаю все недостатки. Мусор в углу. Звучащую матерщину. Помятые лица сотрудников. А через несколько минут проведу совещание по замеченным упущениям.
От этой мысли сквозило издевкой, но душа ликовала. Свобода в движениях возрождала привычный тонус. Фантазия подняла меня над этими клерками. Но видимо я перегнул палку — от ощущения себя среди многочисленных взяточников лицемеров и просто лентяев, меня неприятно передернуло.
В последний раз к Финляндскому вокзалу приехал целый полковник в форме чтобы передать деньги за своего непутевого сына. Видать, сынок не промах. Отец привык вытаскивать его из разных передряг. Полицейские детки частенько страдают отсутствием прилежания. Мент — нюх потерял? Что он рассказал своим подчиненным, когда утром созвонился с сыном и узнал, что тот просто загулял с подружкой и потерял телефон?
Зато я на время разговора по сотовому приобрел отца — большого начальника.
Братва надорвала животы от смеха, когда вернулась с деньгами.
За этого мента меня и пытаются привлечь. Был бы простой гражданин — никто бы пальцем не пошевелил. А тут целую подводную лодку подключили! На опознании он меня не узнал. Какое огорчение — своего сынка!
Я повернул налево и толкнул уличную дверь с маленьким смотровым окошечком.
Вышел на крыльцо.
Продолжались белые ночи, и утро наступило задолго до начала рабочего дня. После нескольких суток в затхлой камере свежий воздух пьянил как молодое вино. Слегка шатало. Вниз спускались несколько крутых ступенек, и я решил прежде прийти в себя. Прислонился к ограждению. Деревянные перила были мокрые от росы. Влага проникала через кожу. В этом ощущалось нечто ностальгическое. Словно кто-то перед моим возвращением сделал влажную уборку. Окропил все вокруг живой водой. Дал возможность цвести и радоваться.
Я огляделся. Мелкие переливающиеся капли мерцали всюду. Сливались в единый студенистый покров. На листьях деревьев, траве, железной крыше мухомора — гриба на детской площадке. Обволакивал глянцем металлические трубы качелей, скамейку и… замершую на ней скрюченную бабку.
Вот так так… Голова подперта ладонями. Коричневый платок сполз на глаза. Обвислая черная вязаная кофта вытянута до колен. Похожа на рыболовную сеть, в которую попала огромная рыбина. На ворсинках — радужные капельки, словно мелкий бисер. Из-под темной юбки — короткие зимние сапоги.
«Наверно, чокнутая, — подумал я, — летом в обуви на меху! Или бомжиха. Попрошайничает? Денег дать?»
Мелочь я не держал. Старикам подаю не всегда. Сами виноваты — каких детей вырастили, то и получите. О себе думать не хотелось. Сейчас я был счастлив и щедр. Сунул руку в карман, нащупывая бумажник. Поискал глазами, куда бы положить купюру.
На звук хлопанья двери за вошедшим сотрудником бабка приподняла голову. Подтянула на затылок платок. Неожиданно рванулась ко мне, протягивая руку. На ладони пачка папирос:
— Серёженька!..