Фатум. Том первый. Паруса судьбы

Переднюю от комнаты Карманова отделяла окованная мороженным железом дверь, придернутая плюшевой шториной с купными кистями. Рядом, на бочонке из-под пороху, восседал в новеньких козловых сапожках сонный малец-казачок и прел в ожидании указаний хозяина. Подойдя к нему, Преображенский указательным перстом поднял его остренький подбородок. На потревоживший сладкую дрему вопрос, на месте ли господин Карманов, казачок важе кивнул на штору с кистями. Офицеру пришлось обойти якут-ские бахилы купца, высокие, из лосиной кожи, необходимые в шибкую грязь (в это обувище прежде вкладывали пучок сена, а уж потом толкали ногу, чтобы вода не насочилась). Сапоги такие случалось носить Андрею: преогромные, с мерзким запахом конины и тюленьего жира, которым их усердно угощала щетка Палыча.

Преображенский перешагнул порог и очутился в просторной, по-купечески аляповато обставленной комнате. Она была хорошо знакома по неоднократным дюжим пьянкам, на которые затягивал его покалякать за жизнь старинный приятель - Семен Тимофеевич. Помещение служило Карманову одновременно и рабочим кабинетом для сделок, и праздницкой, где можно было весело, с изюминкой провести времечко с нужным человеком. Благо, кармановская мошна была, что баба на сносях: худобы не ведала, до лопанцев не проторговывалась. Словом, понятие о генеральной коммерции Семен Тимофеевич имел превеликое.

Он сидел за большущим, в кляксах, столом, в длиннополом старинном сюртуке, огромный и неподвижный, как енисейский валун.

- Ба! Каким ветром, Андрей Сергеич? Куда запропастились, касатик? Я уж, грешным делом, надумал, что вы-таки рапорт подали-с в Кумпанию… В отставку навострились, нет? - беззастенчиво, как, впрочем, и всегда, начал весело врать Карманов.

Капитан знал, что Семен Тимофеевич еще тот жучара, хитрющий, каких свет не видывал. В торговых делах дока, и всё, что проплывало мимо его загребущих рук, не упускал. Уж кто-кто, а он знавал, как «Господи, помилуй», кто поступал на службу в Компанию, кто «отчаливал». Объяснение этому было нехитрое. Все офицеры в Охотске, состоящие на службе Компании, да и не только они, старались закупить провиант непременно у Семена Тимофеевича. Сей душевный мерзавец хоть и драл с морского брата три шкуры, но за товар ручался головой. В бочки с солониной копыт с шерстью не пихал. Был чутким и спорым в делах. И не было случая, чтобы закупщик остался в дураках или в великой досаде.

Андрей улыбнулся добродушному толстяку и протянул руку.

- Полно врать, Семен Тимофеевич. Всё ты наперед вынюхал. И где я, и что,- Преображенский беззлобно улыбнулся, по-свойски усаживаясь напротив.

Красная физиономия Карманова с масляно-блудливыми глазами расплылась в лукавой улыбке.

- Шутить люблю - порода у меня така. Вострый вы, Андрей Сергеич, зело. Нуте-ка, выкладывайте, за каким… пожаловали? - ни капли не смутившись замечанием, продудел Карманов и зычно рявкнул в сторону двери, напуская строгость.- Данька, сукин сын! Опять трешь-мнешь, в глазах колупашься?!

Из-за шторы поплавком вынырнула головенка казачка.

- Водки и яблок моченых! Да токмо мухой слетай!

Из прихожей донеслась ретивая дробь каблучков.

Пока Семен Тимофеевич покряхтывал, пыхтел боровом и убирал деловые бумаги со стола, приводя его в христианский вид, на нем появился изящный, из черненого серебра поднос.

На серебре задиристо стоял запотевший от холода полуштоф и блюдо, с верхом засыпанное привозными мочеными яблоками.

- Ишь ты, туманцем взялась… Красеха! - цокнул языком в адрес бутылки Карманов, булькая содержимым в серебряные стаканцы.- Покамест суд да дело, закусь берите, Андрей Сергеич. Ну-с, с Богом!

Преображенский налег на «закусь», а сам прикинул: яблочки-то эти, как, впрочем, и другая привозная снедь, ой как пропитаны путом поморов. Подумал так, да аппетит не прогнал: за всё денежка купеческая плачена, и не малая.

Опрокинули по одной сперва - за тех, кто в море, вторую - за встречу, после чего капитан стаканец свой кверху донцем поставил, утерся платком и молвил:

- Будет огневку дуть, Тимофеич. Не за тем шел. Напряги ум, помнишь, кто в прошлый раз шкипером у меня ходил?

- А то? - через отрыжку откликнулся Карманов.-Чухонец-то сей нелюдимый? Хм, как же-с, помню. Слово из него клещами не вытянешь. Никак нужон он вам?

- Был бы не нужен - не вопрошал. Не пособишь сыскать его?

Карманов колыхнулся всей массой, слохматил для виду брови, набил молчаливо трубку, пыхнул и пропал на время в клубах дыма.