Фатум

После задержания и признаний измученный допросами Дух переступил порог убогого помещения, в нос шибануло нечистотами, он увидел, как выглядит камера предварительного заключения, хотя в его доме не шибко-то чисто было. Немытая половая грязь в блошнице, засаленные стены и забрызганный кровью потолок в купе с полным отчаянием вызвали у него приступ страха сопровождавшийся ознобом и потливостью. Отдышавшись от частого сердцебиения и тошнотворного состояния, он услышал в глубине шорох. Привыкнув к темноте, он увидел в глубине камеры на сбитом из досок топчане сухощавого татуированного зека, который приподнялся на локтях и оценил снизу доверху вновь испечённого арестанта. Пренебрежительно сплюнув сквозь щель в зубах, он спросил:

– По какой статье пойдёшь, баклан?

В ответ Дух пожал плечами, думая говорить правду или промолчать.

– Колись. Я все равно разведаю, – он подошёл вплотную и резко толкнул ладонью в широкий лоб, грубо установив иерархию.

Дима отскочил в сторону, стянув штаны, выставил мужское достоинство как перед ухажёрами мамаши. Жест агрессии сокамерник истолковал как извращение и махнул сопляку меж ног. От боли из глаз Духа посыпались искры, он взвизгнул, скрючился и упал. Старшой нагнулся к уху:

– Цыц! – приблизив испещрённое морщинами лицо к полуобморочному салаге и метнув взгляд наполненный злобной яростью, пригрозил, – Ещё раз крикнешь, можешь лишиться братьев навсегда.

Прикрыв яйца руками, он просипел:

– Пошёл на х… – сделав первую ошибку в общении с закоренелым уголовником.

После роковых слов грузин запинал юное тело оставляя огромные кровоподтёки на не огрубевшей коже. Нескончаемый ужас от арестантской жизни и сокамерника достиг границ безумия. Он вдруг осознал, что некуда бежать, некому жаловаться и решил впредь быть осторожным в высказываниях.

К ночи в камере переполненной братвой разыгралась театральная драма с оскорблением, демонстрацией силы, мордобоем и унижением человеческого достоинства. Душное пристанище смердело потными немытыми торсами, перегаром и нечищеным ртом. В набитом как в банке с сельдью помещении скоро не стало места куда опереться. Новая жизнь в застенках спровоцировала у Духа нервный срыв и стойкий шок. Он совершал ошибки и за пару дней пребывания в предварительном заключении обрёл экстремальный опыт общения с криминальной мразью.

Нелюбовь матери оказалась ничтожной в сравнении с презрением зеков. Не сахарное бытие на свободе грезилось слаще мёда. Тюфяк в убогой домашней кладовой в сравнении с нарами у сырой облезлой стены казался царским ложем в шикарных апартаментах.

Пока судебный приговор не вступил в законную силу, Духа перевели в СИЗО, который в отличие от КПЗ, где он подвергался физическому и психическому насилию меняющимися сокамерниками, показался раем. Но обманчивое мнение сменилось после пребывания в медпункте, куда направляют до определения в СИЗО.

– Сымай отрепье! – рявкнул пузатый с одутловатым лицом фельдшер заскорузлой медсанчасти следственного изолятора и тщательно досмотрел нагое тело.

Он внёс в карточку значимые родимые пятна и полученные шрамы: метку от пареза на ягодице оставил осколок разбитой бутылки, глубоко воткнувшийся при падении; следующий безобразный шрам был от ожога на бедре; третий шрам на пол предплечья от рваной раны, после укуса бешеной собаки, как напоминание о сорока уколах в живот.

В детстве маленький Димка жёг пластмассовые линейки, ворованные у одноклассников, бомбардировал горящими каплями мишени противника, булыжники и камни, потому что вечно пьяная мать забыла дорогу в магазин игрушек. Увлёкшись игрой, он нечаянно капнул горящий расплавленный пластмасс ниже линии шортов. Содранное вместе с кожей обожжённое место долго гноилось и не заживало.

Пройдя у врача процедуру осмотра физиологических отверстий, его отправили в душ, выдав кусок хозяйственного и дегтярного мыла от вшей. Ему в голову не приходило, чтобы обследовать свое анальное отверстие, поэтому вторжение пальца мед брата в зад воспринял как насилие над телом. Смылив от жгучего стыда пол куска вонючего грязно-коричневого мыла, он яростно оттирал скабрёзные прикосновения, смывая водой скотское к нему отношение прилипшее с обвинительным приговором суда.

Ухватов был отнесён к категории убийц осуждённых на максимальный срок, кому предстояло отбыть полный период назначенный судьёй. Его фотографии в фас и профиль, отпечатки пальцев заняли место в картотеке убийц и насильников.

Одиночная камера СИЗО оказалась огромным испытанием для неуравновешенной психики без пары декад совершеннолетнего Димы.

После очередного допроса его вели по длинному коридору, конвоир поседевший старик нервозно толкал Духа в спину и шептал под нос проклятья.

– Ну, что сука, скоро получишь пулю. Жаль, что не я её пущу в твою недоразвитую голову! – озлобленный охранник дерзко затолкал его в камеру.