Фауст

В тот год Агриппа с января оставался в Париже, стараясь освободиться от своих шпионских обязанностей, секретных донесений и вооружённого эскорта до границ Нижних земель. Путешествуя на север от Лиона, где он оставил семью, Агриппа безуспешно старался добраться до Антверпена и начать новую жизнь. Тем не менее у него оставалось время для установления связей с людьми, интересовавшимися оккультизмом и для сбора информации о том, что происходило при дворе. В одном из писем он сообщил, что «недавно с большими затратами привезли сюда из Германии некоего демонолога, то есть мага, которому подвластны духи»{293}.

Здесь связь с Фаустом весьма непрочна. Единственное, что даёт ключ, то, что этот маг, прибывший из Германии, заявлял о своих незаурядных способностях. Дополнительным аргументом служит его звание некроманта. В конце концов, Фауст действительно называл себя кладезем некромантии. Но в те времена, кроме Фауста, в Германии были и другие некроманты, и Агриппа несомненно считал себя одним из них.

Париж – город, который Бальзак называл «передней ада», с давних времён ассоциировался с колдовством{294}. Хотя на память тут же приходят особые суды, действовавшие в XVII веке, история парижского демонизма уходит в еще более далёкое прошлое. В начале XIII века Гильом Овернский утверждал, что в бытность парижским студентом видел запретные книги по некромантии. Несколько лет спустя, в 1277 году, епископ Парижский официально проклял все книги по некромантии. Через сто лет Парижский университет подтвердил этот курс, объявив ересью любого рода колдовство. Однако проблема продолжала вызывать большой интерес. В Париже вышло по меньшей мере два издания «Молота ведьм» у печатника Жана Пети (примерно в 1507 и 1510 годах) и ещё одно – в 1517 году у печатника Иоанна Парво.

В то время по Парижу ходили разговоры о недавнем случае демонической одержимости, имевшем место в монастыре Сен-Пьер в Лионе. Для совершения обряда экзорцизма над монахиней сестрой Алексис Тезье в монастырь были вызваны епископ и три священника, которым в итоге удалось вернуть духа обратно в ад. Полный драматизма отчёт об этом событии был опубликован Адриеном Монталембером в Париже в 1528 году. Автор рассказывал о всех обстоятельствах суда и казни Екатерины Пейретон, в 1519 году обвинённой в колдовстве в Монпезе, а также о следствии по двум случаям ликантропии и каннибализма в Безансоне в 1521 году.

Хотя Агриппа писал своё письмо в Париже, в 1528 году королевский двор находился выше по течению Сены, в Сен-Жерменском дворце. Робер де ла Марк описал эту резиденцию короля как «очень красивый дворец в пяти лигах от Парижа, с прекрасным парком и прекрасными охотничьими угодьями»{295}. В отличие от некоторых других резиденций, дворец был обставлен и использовался зимой. Подобно другим средневековым крепостям, дворец подвергся перестройке. Проект выполнил луарский архитектор Пьер де Шамбиг, и к 1528 году работы уже начались.

Здесь Фауст (а мы предполагаем, что это был он), до этого времени знавший короля лишь понаслышке, должен был встретиться с Франциском I лицом к лицу. Франциск всегда подчёркивал свою доступность. В личности короля – изворотливого политика и эмоционального, легко воспламенявшегося человека – прослеживалось сходство с его геральдическим символом, саламандрой. На известном портрете Франциска I работы художника Жана Клуэ Младшего, написанном примерно в 1530 году, король смотрит на зрителя с самодовольным прищуром. Его длинный крючковатый нос вполне соперничает с выдающимся подбородком Карла V Габсбурга. Может показаться, что высокомерный изгиб бровей и узкие губы, не допускающие и намёка на улыбку, скрывают насмешку. Костюм Франциска выглядит экстравагантно. Рукава с нарочито увеличенными буфами несколько искажают пропорции верхней части его тела, так что голова Франциска кажется несоразмерно маленькой на фоне плеч, достойных Геракла.

Чего король мог требовать от Фауста? Видел ли он в Фаусте нового Иамврия, как видел дьявола Киприан? «Ианний и Иамврий», о которых Агриппа упоминал в своём письме, – это египетские чародеи из Нового Завета, «люди, развращенные умом, невежды в вере», противившиеся Моисею и Аарону (2 Тим., 3: 8). Говоря об «Ианнии и Иамврии», противившимся Моисею, Агриппа имел в виду, что он сам должен противиться «Цезарю», подразумевая императора Карла V. Франциск искал вовсе не дешёвых эффектов или ярмарочных фокусов. Если верить Агриппе, король хотел знать «всё, что будет» и желал проникнуть в «тайные намерения». Здесь необходимо вспомнить о том, что в своё время было сказано Тритемием относительно его нового способа тайнописи, или стеганографии. Мог ли Фауст получить копию этой ценной рукописи или самостоятельно разработать аналогичный способ?