Фаворит. Боярин

— Понимаю. Сказано это было по молодости, да по горячности. Но я старался. Эвон, всего-то за пять лет с того разговора в бояре выбился, — с задорной улыбкой произнес он, окончательно вгоняя ее в краску. А потом вдруг стал серьезным. — Прости, великая княгиня. Более о том, я не напомню. А брату можешь так и отписать, пусть я и не считаю себя обязанным исправлять данную ранее присягу, Русскому царству я не враг.

— Погоди, — вдруг спохватилась она. Значит говоришь, договариваются с сильным. А уж не приложил ли и ты руку к тому, чтобы новгородская дружина оказалась под Великими Луками?

— Николай Дмитриевич не станет воевать новгородцев, — не стал отрицать Иван. — Иначе пустит прахом долгие годы трудов по бескровному присоединению Новгородской земли к Русскому царству. Значит станет их уговаривать и увещевать. Они на уговоры не подадутся. И тогда ему останется договариваться о проходе войск через земли Великого княжества Литовского, и Инфлянтское воеводство. А для начала дождаться, чтобы еще псковское вече попросило о помощи. Словом, пока мои противники и Николай договорятся хоть до чего-нибудь, все будет кончено.

— И ты говоришь, что не силен в интригах?

— Да какая тут интрига. Это всего лишь тактика.

— Или стратегия?

— Сомнительно. Хотя, пожалуй ты все же права. Но все одно, не интрига.

— Иван Архипович, а как ты вообще умудрился так быстро перебросить к Нарве весь свой полк. Да еще и как я поняла с припасами?

— По реке, — буднично, как о само-собой разумеющемся, ответил Карпов.

— Но-о это невозможно. Были бы какие-то слухи, разговоры. А тут ничего. Вообще ничего.

— А к чему лишний шум. За пару часов погрузились на большие рудные баржи. Шесть барж, два парохода. В пять часов по полудни отчалили от Замятлино, в десять часов вечера миновали. Ни у кого никаких подозрений. Начало навигации, пошел караван за рудой. Мало ли что болтают. Опять же, о том, чтобы хватали мои суда, никаких разговоров не было. На рассвете подошли к Нарве, десантировались и вошли в город.

— Вот так просто?

— Не просто, но вошли. Тут главное четкое планирование и точный расчет. Ну и чтобы никакая случайность не приключилась.

— А как на озерах волнение случилось бы?

— В том и прелесть паровой машины, что ей без разницы с какой стороны дует ветер. Хотя да, из-за волнения несколько часов потеряли бы.

— А как буря?

— Тогда все еще хуже. Лешакам в одиночку пришлось бы сдерживать шведа, а потом еще и нам с боем прорываться к ним. Крови пролилось бы много.

— Но в результате ты не сомневался?

— С чего бы? Мы безустанно готовились к этой операции. Учились вести уличные бои. Отрабатывали специальные навыки. Так что, с того момента как мы взяли замок, город в любом случае был бы обречен. Оставался бы только вопрос в цене.

— И что ты намерен делать теперь?

— Ну уж роздых шведу давать точно не собираюсь. В Пскове с делами уж покончил. Теперь пора выдвигаться дальше трепать холку шведу. Пока Николай Дмитриевич не припожаловал и не испортил всю обедню.

— А как пожалует? — С толикой вызова поинтересовалась Лиза.

— Во-первых, Я еще переговорю с Пятницким, и среди малого веча у меня имеются соратники, кои готовы меня поддержать даже в случае кое-каких издержек, потому как в будущем это сулит большие выгоды. Во-вторых, Елизавета Дмитриевна, тут ты не представитель царской семьи, а княгиня, и в моих планах прирезать тебе немалую толику власти. Что мы с Пятницким уже начали делать. И наконец, тут тебе никто не указ.

— Ты это о чем? — Холодно поинтересовалась Лиза.

— Ты все поняла, Елизавета Дмитриевна.

В ответ на это, княгиня отвернулась, пытаясь скрыть предательский румянец. Вот только для этого не помешало бы к кокошнику еще и платок приодеть, чтобы скрыть пунцовые ушки.

Едва дверь за Иваном закрылась, как она буквально рухнула на стул, уперлась локтями в столешницу, и уронила голову на подставленные ладони. Господи, да что же с ней такое творится. Его лик, его голос, его манера держаться. Его слова. Эка осмелел. Почувствовал, что дорога открыта! А куда открыта-то!? В спальню иль к сердцу!? Чего он добивается? Использует ее? Или он тогда говорил правду и не смел поднять на нее взгляд из-за разницы в их положении?

А она? Чего хочет она? Не предает ли память мужа? Спокойно. Не стоит взваливать на себя чрезмерно много. Никого она не предает. Она была верна супругу не только телом, но и душой. Потому как любила его. И детей прижила не по обязанности, а по любви.

Правда, где-то в дальнем потаенном уголке ее сердца нашлось местечко и для молодого стрельца. Вот только задвинула она его так далеко, что о том и поминать не стоит. Эвон, даже сейчас никак он из той темницы выбраться не может. И суждено ли тому чувству вообще белый свет увидеть, неизвестно. Тетке-то легко поминать про похмельную кружку. А как она поперек горла становится, тогда что?

* * *