Фаворит из будущего

Но швед не учел одного – русский характер. Он полагал, что русские, это те же европейцы. Раз потеряли всю артиллерию и хорошо получили по сопатке, то рыпаться больше не будут. Но Россия не Европа. С церквей полетели колокола, офицеры зубы выбивали вчерашним мужикам, делая из них современных солдат, держащих строй – залог победы в эру ненарезного оружия. И, наконец, долгожданная виктория в Полтавской битве.

Но Карл смог убедить турецкого султана начать войну с Россией. Петр Первый лично возглавил войско против турок и…. вместе с армией оказался в окружении. Только благодаря огромному выкупу и отказа от прав на Азов монарх смог вернуться в Петербург. Вернуться и додавить таки Карла. Россия закрепила свои права на выход к Балтийскому морю.

После смерти Петра императрица Анна Иоанновна нацелила русский штык вновь на юг. Последовали два похода в Крым. Вполне удачных. Удалось даже захватить столицу Крымского ханства Бахчисарай. Но закрепиться на юге Россия еще не смогла. Не хватало сил.

И вот на троне дочь Петра Елизавета. В какую сторону укажет ее надушенный пальчик? По большому счету Россия не была заинтересована в войне с Пруссией. Выход к Балтийскому морю она имела. Представитель Гольштейн-Готторп-Романовской династии Карл Петер Ульрих, ставший в 1742 году наследником российского престола Петром Федоровичем, был по совместительству герцогом Гольштейна. А кто владел Гольштейном, тот владел Балтийским морем и всей балтийской торговлей, от которой в немалой степени зависела Великобритания. Город Киль с удобной бухтой, вмещавшей целый флот, контролировал всю систему Датских проливов. Это обеспечивало свободный проход кораблей и держало под угрозой все страны Балтики.

Значение Гольштейна подтверждает тот факт, что именно там прорыли Кильский канал, который по сей день является одним из самых загруженных морских путей в мире. Так что для России намного больший интерес представляло южное направление. Проблема крымского татарского разбойничьего гнезда уже вызрела. Яркий сладкий плод созрел, и оставалось его лишь чуть тронуть русским штыком.

Но… ветреная, озабоченная любовными утехами императрица российская всецело полагалась на мужчин, которые ее окружали. Но те, увы, думали больше о своих шкурных интересах. В 1756 году умная, но избалованная фаворитка французского короля Людовика XV маркиза де Помпадур решила обновить в своем дворце мебель. Старая ей наскучила. Но не топить же гарнитурами из дуба и березы камины? Практичная женщина продает мебель своему любовнику – королю Франции. А тому куда девать эти «дрова»? Он дарит их вице-канцлеру России Воронцову. Тот недавно отстроил себе новый дом и еще не купил мебель. Так один из членов Конференция при высочайшем дворе, которую учредила Елизавета, чтобы самой не заниматься скучными государственными делами, оказался на стороне Франции.

За союз с Францией выступили и два других члена Конференции – братья Шуваловы. Старший Петр был одним из крупнейших предпринимателей России, не пропускавший ни одного случая нажиться за счет казны, в это время почти прибрал к своим рукам табачную монополию и рассчитывал, что именно Франция станет его потенциальным заграничным рынком сбыта. Не возражал и канцлер Бестужев, щедро получавший английское золото за свои услуги. Елизавета утвердила решение своей Конференции – войне с Пруссией быть. Тем более, что Людовик еще сулил России земли Восточной Пруссии.

Не допустить войны между Россией и Пруссией могла… муха! Когда Бестужев положил на стол Елизаветы для подписи соответствующий манифест, императрица взяла перо и, подписав первую букву своего имени, остановилась и о чем-то заговорила. Императрица сочла это худым предзнаменованием и тотчас порвала бумагу. Лишь через несколько недель окружение смогло уговорить Елизавету подписать новый манифест.

В мае 1757 года семидесятитысячная русская армия под командованием фельдмаршала Апраксина перешла реку Неман – границу с Пруссией. Россия втянулась в Прусскую войну, длившуюся для нее долгие шесть лет.

За четыре года боев была завоевана Восточная Пруссия. Потом смерь Елизаветы, восхождение на престол Петра III и бездарно отданные плоды победы в Семилетней прусской войне.

Но огромная пассионарная мощь России требовала победи территорий. Последовал блестящий век Екатерины. Завоевание Крыма. Но… не дожали. Из русско-турецкой войны можно было выжать больше. Значительно больше. Взять главный приз – Константинополь! Контроль над Босфором, свободный выход в Средиземное море – это шах и мат европейскому владычеству, которое рассыпалось бы, как карточный домик.

Чернышев вспомнил слова Энгельса, которые он поставил в своей курсовой работе по русско-турецким войнам при Екатерине Второй: «Царьград в качестве третьей российской столицы, наряду с Москвой и Петербургом, это означало бы, однако, не только моральное господство над восточно-христианским миром, но было бы также решительным шагом к господству над Европой».