— Вы присутствовали при разбирательстве над заговорщиками? Слышали приговор? Видели казнь? — мне нужно было это знать. Я верила Нибо, потому что не видела причин для лжи, мы были с ним крепко связаны. И, даже исключив чувства, оставался наш союз, в котором мы были полезны друг другу. И всё же я хотела знать в точности, что здесь не скрыто интриги.
— Да, ваша светлость, — ответил капитан. — Я был рядом с герцогом всё время.
— Что-нибудь вызвало ваши подозрения?
— Нет, госпожа. Злость его светлости была искренней и сильной. Прежде, чем приговор был приведен в исполнение, его светлость велел заговорщикам высказать о причинах их предательства. Я слышал ответы и не хотел бы их пересказывать, они оскорбительны и неприятны мне лично. Это заденет вашу честь и доброе имя. Позвольте умолчать, — я кивнула. — Потом заговорщики были казнены и сброшены в море. На этом всё.
— Хорошо, — улыбнулась я, окончательно расслабляясь, а затем перешла к сути того, зачем призвала главу отряда моих телохранителей: — Вам бы хотелось, чтобы прекратились наши разъезды, и вся ваша служба проходила в пределах королевского дворца?
— Мы чем-то вас прогневили, ваша светлость? — осторожно спросил капитан.
— Меня – нет, но государь, скорей всего, запретит мне вести прежнюю жизнь и лишит права на выезд, если узнает, что моя жизнь подвергалась опасности, — ответила я.
— Чего вы желаете, ваша светлость? — полюбопытствовал доблестный воин.
— Мы должны сохранить покушение в тайне, — пояснила я и поделилась своими соображениями по этому поводу.
Внимательно выслушав меня, капитан ответил:
— Я вас понял, ваша светлость. Кроме того хочу отметить, что нам всем нравится служба при вас, и потому мы готовы поддержать вас и скрыть последние события. О потере не извольте беспокоиться, мы найдем, что сказать об отсутствии Линка. Никто не заподозрит правды.
— Благодарю, — улыбнулась я.
А наутро перед выездом я призвала своих придворных. Им я сказала почти то же самое, правда, еще напомнила о том, насколько не люблю болтливых людей. Так как канаторцам тоже нравилось навещать своих родных и имения два раза в год, а еще хотелось продолжить служение не только на родной земле, но и в столице, придворные заверили меня в своей скромности и умении хранить тайны. Свою прислугу они, разумеется, взяли на себя.
Что до Канаторской гвардии, то тут было достаточно простого приказа, однако чтобы молчалось им более приятно, я приказала выплатить всем премию, включая и королевских гвардейцев. Воины остались благодарны, и уста их сомкнулись. Затем тело Мершо было предано земле на Кейстбитском кладбище, Линка отправили к родным. В сопровождение с телом поехал один из ришемцов, которому было приказано герцогом отдать родителям денежную компенсацию за погибшего сына. Раненые, подлеченные магом, чувствовали себя вполне сносно, и после обеда мы снова двинулись в путь, который благополучно довел нас до столицы.
— Ох, — восторженно выдохнула баронесса Стиренд.
Сосредоточившись на видах за окном, я улыбнулась – мы въезжали в главный город Камерата. Мне подумалось, что вскоре мы проедем через ворота королевского дворца, и я увижусь с его хозяином… Не буду лгать, я успела соскучиться по моему коварному оглифу.
Так всегда бывало. Уезжая из Канатора, я грустила, что не могу задержаться в моем герцогстве подольше, но чем больше приближалась столица, тем ярче ощущалась предвкушение скорой встречи. И в эти минуты я думала только о том, что вскоре я войду в двери королевского кабинета, и государь произнесет удовлетворенное:
— Ну, наконец-то! Наконец-то в тебе проснулась совесть, душа моя! — а потом он добавлял: — Я безумно скучал, лучик. Даже хотел кого-нибудь казнить, чтобы развеяться, но негодяи попрятались, представляешь?
— Жестокие люди, — сочувственно вздыхала я. — Ну, иди ко мне, мой свирепый хищник, я почешу тебе за ушком.
Он обнимал меня и, понизив голос, мурлыкал:
— И не только за ушком.
— Если ты был хорошим мальчиком…
— Самым лучшим.
— Посмотрим, — и он накрывал мои губы своими губами.
Впрочем, придраться мне оказывалось не к чему. Пока Ив ни разу не дал мне повода усомниться в его верности. Это не означало, что он не изменял, но сплетен не ходило. Никто не спешил мне донести на королевские шалости, даже из желания уколоть. Айлид Энкетт, мои глаза и уши, после моего отсутствия в подробностях рассказывала, что происходило при Дворе за это время. Я не просила, она сама взяла на себя эту обязанность. Ее сиятельство осваивала ремесло сыщика и дознавателя.
— Моя дорогая, я глаз не спускала с государя, но так и не заметила ничего подозрительного, — в окончании всех сплетен докладывала она.
— Значит, подозревать его не в чем, благодарю, — отвечала я.