— А как и на кого смотришь ты, когда отворачиваюсь я?! — с возмущением воскликнула я. Монарх открыл рот, но я опередила: — Вот что важно, Ив! Не то, как смотрят на нас, а как мы смотрим на кого-то другого. Если бы было иначе, я бы уже должна была придушить тебя, потому что дамы не оставляют попыток соблазнить тебя. Я тоже вижу, как они на тебя смотрят, но не спешу выискивать следы твоего предательства, так от чего же ты ищешь их? Уезжая, я оставляю тебя на долгое время, и то, что не знаю о новой интрижке, не означает, что ты не согрешил. Но ты же прицепился к невинной прогулке и изо всех сил стараешься уличить меня в грехе, которого я не совершала. Более того, творишь мерзавца из человека, принявшего в моей судьбе живейшее участие. Так что же? Чтобы остаться вне твоих подозрений, его светлость не должен спасать меня, узнав о готовящемся убийстве? Тебя бы больше удовлетворило мое хладное тело? Мертвая, зато вне подозрений, восхитительно!
Государь покривился. Он поднялся на ноги и прошелся по гостиной. Наконец, остановился, развернулся ко мне и произнес:
— Я не оставлю без внимания произошедшее, не стоит во мне сомневаться. Ты права, она подвергла сомнению мою власть – это простить невозможно. — Я скрестила руки на груди, ожидая продолжения. — И тебя больше никто не посмеет поносить грязными словами. Но как бы ты не защищала Ришема, он виновен. Долг мужа следить за тем, что делает его жена. И раз он позволил заговору появиться и окрепнуть, стало быть, плохо исполнял свои обязанности. А потому виновен в равной степени с заговорщиками.
— Безумие какое-то, — пробормотала я. — Что будет с Селией?
— Мы с ней пообщаемся, — заверил меня венценосец, и мои глаза округлились.— Ты сама сказала, что она беременна. Пока я не могу применить ничего из того, что следовало бы. Посидит до родов у дочерей Левит, подумает. Потом позволю ей вернуться…
— То есть Ришему за спасение моей жизни топор плача или удавку, а заговорщице и убийце – нравоучительная беседа и несколько месяцев в обители, где она будет гостьей? — в ошеломлении спросила я.
— Если бы он ограничился только твоим спасением и сразу убрался, я был бы более благодарен, — произнес король и отвернулся, а я поняла – вот она истинная причина, по которой он хочет избавиться от Ришема. Ревность! Проклятая ревность Стренхеттов.
Про поцелуй он не знал, иначе начал бы с него еще при встрече. Ревнивец не сумел бы сдержаться. И значит, его шпион точно не из гвардейцев. Это всего лишь пустые подозрения. Ив подослал бы убийц к герцогу раньше, но сначала дал родиться наследнику, который на необходимое время заменил законного первенца монарха. Потом не трогал, из-за нашего союза, который нес выгоду мне, а, стало быть, в первую очередь самому государю. Нибо внес свой вклад в мое признание знатью и в развитие популярности.
А теперь, когда король решил отстранить меня от всех дел и отвести в храм, Ришем превратился в соперника, которого далее терпеть не имеет смысла. Арвин станет герцогом Ришемским, его дядя регентом при племяннике. «Он не дурак и не слепец, всё видит, понимает и наблюдает», — так сказал Нибо. Да, верно. «Я видел, как он смотрит, когда ты отворачиваешься». Ришем монарху и вправду, как кость в горле. И тут такой повод от него избавиться, еще и наказав меня за наши переписки и встречи, которые к флирту не имели никакого отношения. Наказывал знанием участи, которая постигнет Нибо за его безответное чувство. Изменник опять мерил по себе.
И в это мгновение я окончательно поняла желание Ришема оставить в тайне покушение. Он знал, что король вывернет истину наизнанку, чтобы, наконец, избавиться от человека, чей счет рос год от года. Начиная от дурости Селии, уложившей в постель красавца, которого пожелала видеть своим мужем, до наших деловых взаимоотношений, не имевших ничего общего с чувствами и страстью. А еще герцог понимал, если заговорит о разводе, монарх придет в ярость, потому что свободный Ришем – опасный Ришем. Соперник… Кажется, в этот раз его светлость дошел до края, и привело его туда желание спасти мне жизнь от убийц, подосланных его женой.
Ну, уж нет. Не выйдет… И, не ответив ни слова, я снова направилась к двери.
— Шанриз, — позвал король.
— Одну минуту, — ответила я.
Выглянув за дверь, я попросила одного из гвардейцев:
— Зайдите к нам. — Королевский телохранитель послушно вошел в покои, и я протянула руку: — Будьте добры дать мне ваш нож.
Привыкший повиноваться, гвардеец отцепил от пояса ножны и подал мне. Я вернулась к государю, наблюдавшему за мной. Вытащив нож из ножен, я приставила его острие к своей груди и обратилась к монарху:
— Сделай это, Ив, окажи милость.
— Что за дурость? — с подозрением спросил государь.