— Нет, государь, клятвы в супружеской верности.
— Ах, полноте, пожалуйста! Есть браки совершенно святотатственные, и такими я считаю все те браки, которыми красота соединяется с уродством… Боги сами разрешали нарушение подобных клятв.
— Но что разрешали языческие боги, того часто не разрешает женщине простое желание сохранить свое достоинство.
— Вы, однако, слишком суровы!
— Даже, может быть, более, нежели это кажется вашему величеству.
— Вы меня пугаете, графиня!..
— Вас, государь? — отвечала с улыбкой Анна. — Поверьте, что я и не думала, чтобы это могло каким-нибудь образом касаться вашего величества…
— Это касается меня более, чем вы можете предполагать, — подхватил король.
— Простите меня, государь, я этого не понимаю! — тихо прошептала Анна.
— Как, значит, вы не хотите видеть, что я уже вчера был побежден вашим первым взглядом?
— Ах, государь, хотя бы и так, но я слишком уверена, что эта победа, вероятно, не будет долговечнее утренней зари… Подобно богам олимпийским ваше королевское величество умеете легко любить и еще легче разлюбливать.
— Нет! — с чувством воскликнул король. — Поверьте мне, что это клевета!.. Чем же я виноват, что никогда не мог встретить такое сердце, ум и красоту, которые бы сумели привязать меня к себе? Не я бываю неверен… а мне изменяют! С каждым днем эти богини сходят со своего пьедестала, блеск их тускнеет и исчезает, чудо становится обыденным явлением, ангел теряет свои крылья… и в их сердцах вместо любви я нахожу лишь одно кокетство… В чем же я виноват?..
— Поверьте мне, — продолжал он, увлекаясь все более и более, — я ищу глубокой, сердечной привязанности! Я хочу принадлежать всю жизнь одной женщине; я стремлюсь остаться ей на веки верным, и… если бы я нашел такое сердце, такую женщину… О, если бы я нашел ее, я бы отдался ей весь и на всю мою жизнь!
— Этому трудно поверить, — прошептала Анна, — а еще труднее допустить, чтобы могло существовать на свете такое совершенство, которое бы соответствовало всем вашим требованиям.
— Такое существо вы! — перебил ее Август.
— Милости вашего величества не могут вскружить мне голову, потому что я чувствую, как я их недостойна!
— Вы восхитительны! — воскликнул Август, хватая ее за руку и припадая к ней устами.
Анна хотела отодвинуться, но это воспрещалось придворным этикетом; король, овладев ее рукой, целовал ее так жарко и так долго, что Анна, несмотря на все свое уважение к особе его величества, должна была наконец отнять у него свою руку.
Август встал и проговорил в волнении.
— Я не могу от вас оторваться! И, вероятно, мне, при безнадежности на ваше сочувствие, придется прибегнуть к моей королевской власти! Вы, графиня, не пытайтесь уехать из города, я вас арестую!.. Что же касается Гойма, то только ваше слово может облегчить его участь, иначе я сегодня же охотно бы…
Он не кончил, но Анна не торопилась со своим заступничеством…
В это время графиня Рейс вошла пригласить короля к столу, где были расставлены всевозможные сладости, вино и фрукты. Это был десерт, который тогда только что входил в моду, по примеру Италии. Король подал руку графине Гойм, подвел ее к столу и выпил первый бокал за ее здоровье. Фюрстенберг глядел на государя с большим вниманием…
— Княгиня Тешен пропала! — проговорил он на ухо пани Фицтум.
— И мой брат тоже! — шепотом отвечала графиня. — Теперь лишь бы у невестки хватило ума…
— А я думаю, еще лучше, если бы его у нее было поменьше! — заметил Фюрстенберг. — Посмотрите, как она непритворно холодна к нему и как прекрасно владеет собой! О, бедный Август, он даже не успел ей слегка вскружить голову, а сам влюбился без памяти!
После десерта, из-за которого каждый вставал, когда хотел, дамы снова возвратились в гостиную, а Август снова удержал здесь Анну своим разговором.
Она осталась, не выразив ни малейшего неудовольствия, была весела, развязна, но по-прежнему не подавала королю никаких надежд.
Первый раз в жизни Августу довелось встретить женщину, которая казалась такой равнодушной к нему.
Это задевало за живое его самолюбие и вместе с тем раздувало пламя овладевшей им страсти.
Сначала он думал завязать с Анной только коротенькую, мимолетную любовную интрижку, которая продолжилась бы несколько дней и не вытеснила бы окончательно из его сердца княгиню Тешен, но теперь он видел, что сладить с Анной было гораздо труднее.
— Ваше величество, позвольте мне надеяться, что вы извините меня за откровенность, к которой вы сами же меня вынуждаете. Я одно из тех слабых, несчастных существ, у которых нет ничего, кроме уважения к собственному достоинству, и ежели вы, государь, полагаете, что под влиянием увлечения я могу забыть долг и дойти до унижения в собственных глазах, то вы жестоко ошибаетесь; Анна Гойм никогда не будет ничьей любовницей, даже королевской!.. Я или отдам свое сердце навеки, или вовсе не отдам его!
С этими словами она быстро встала, и разговор их более не продолжался. Впрочем, король с Фюрстенбергом тут же скоро и уехали.