Фавориты Фортуны

— Все считают конституцию Суллы конституцией Рима, — проговорил Помпей, нарочно игнорируя неприятную для него информацию относительно гражданского венка. Он так и не завоевал главных воинских наград, и это задевало. — Я не уверен, что должен благодарить Суллу.

— Должен. Ты обязан ему своими специальными назначениями. Но после этого маленького эпизода я очень сомневаюсь, что Сенат когда-либо захочет наградить всадника специальным назначением.

Помпей широко открыл глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что я сказал. Ты не можешь заставить Сенат позволить тебе стать консулом и ожидать, что Сенат простит тебя, Гней Помпей. Ты также не можешь считать, что всегда будешь контролировать Сенат. Филипп уже стар. И Цетег — тоже. Когда они уйдут, кого ты используешь вместо них? Старшие по возрасту в Сенате все будут поддерживать Катула — Цецилии Метеллы, Корнелии, Лициний, Клавдии. Так что человек, желающий получить специальное назначение, должен будет пойти к народу, а под народом я подразумеваю не патрициев с плебеями. Я имею в виду плебс. Раньше Рим действовал почти исключительно через Плебейское собрание. И я считаю, что в будущем он снова вернется к этому. Плебейские трибуны очень полезны, но только если они имеют законодательную силу. — Цезарь покашлял. — К тому же покупать плебейских трибунов дешевле, чем птиц высокого полета вроде Филиппа и Цетега.

Все сказанное дошло до цели. Цезарь с равнодушным видом наблюдал, как Помпей жадно впитывает его слова. Цезарю не нравился этот человек, но он не мог понять почему. Большую часть детства Цезарь провел среди галлов. И раздражало его вовсе не то, что в Помпее было от галла. Так что же? Пока Помпей сидел, переваривая услышанное, Цезарь размышлял об этой проблеме и пришел к выводу, что ему просто не по сердцу данный человек — тщеславный, почти по-детски сосредоточенный на самом себе, с пробелами в уме и явно не уважающий закон.

— Что хочет мне сказать Красс? — спросил Помпей.

— Ему хотелось бы урегулировать этот вопрос путем переговоров, Гней Помпей.

— На каких условиях?

— Может быть, будет лучше, если сначала ты выдвинешь свои требования, Гней Помпей?

— Пожалуйста, перестань звать меня так! Я ненавижу, когда меня так называют! Для всех я — Магн!

— Это официальные переговоры, Гней Помпей. Обычай и традиции требуют, чтобы в данном случае я обращался к тебе по имени. Ты согласен первым выдвинуть свои требования?

— О да, да! — бросил Помпей.

Он не понимал, почему так раздражен. Наверное, из-за этого свежего, отполированного хлыща, которого Красс послал своим представителем. Все, что говорил Цезарь, имело определенный смысл, но это только больше его раздражало. Он, Магн, должен был задать тон разговору, но беседа обещала закончиться не так, как ему бы хотелось. Цезарь держался самоуверенно, словно именно он контролировал ситуацию. Этот человек красивей покойного Меммия и умнее Филиппа и Цетега, вместе взятых. И он награжден второй по значимости военной наградой Рима, и притом по представлению такого неподкупного человека, как Лукулл. Значит, он должен быть очень храбрым, очень хорошим солдатом. Если бы Помпей знал истории о пиратах, о завещании царя Никомеда, о сражении при Меандре, он по-другому вел бы эту беседу. Афраний и Петрей кое-что слышали о прежних похождениях Цезаря, но сам Помпей Магн — как типично для него! — ничего не ведал. Поэтому беседу вел истинный Помпей, не информированный и не искушенный.

— Твои условия? — настаивал Цезарь.

— Просто убедить Сенат принять решение, позволяющее мне выдвинуть свою кандидатуру на консула.

— Без членства в Сенате?

— Без членства в Сенате.

— А что, если ты убедишь Сенат принять решение, позволяющее тебе выдвинуть свою кандидатуру на консульский пост, а на выборах ты проиграешь?

Помпей засмеялся, искренне развеселившись.

— Я не могу проиграть!

— Я слышал, что борьба предстоит серьезная. Марк Минуций Терм, Секст Педуцей, Луций Кальпурний Пизон Фругий, Марк Фанний, Луций Манлий, а также два главных соперника на данный момент — Метелл и Марк Красс, — с улыбкой перечислил Цезарь.

Ни одно из названных имен не произвело впечатления на Помпея, кроме последнего. Он резко выпрямился в кресле.

— Ты хочешь сказать, что он все же намерен баллотироваться?