Федералист

Президент должен иметь право “с совета и согласия Сената заключать международные договоры при условии их одобрения двумя третями присутствующих сенаторов...”. Хотя против этого положения выступали с нападками с различных точек зрения и немалой яростью, я, не колеблясь, твердо заявляю: оно из числа наиболее проработанных и самых бесспорных частей плана. Одно возражение сводится к банальному утверждению о перемешивании властей; некоторые утверждают, что только президент должен иметь право заключать договоры, а другие настаивают: это право должно принадлежать лишь сенату. Еще один источник возражений – указание на малое количество людей, готовящих договор. Часть возражающих придерживается мнения, что в этом деле должна принимать участие палата представителей, а другая, по-видимому, полагает, что не нужно ничего больше, кроме замены формулировки: указать две трети от всех членов сената вместо две трети присутствующих сенаторов. Поскольку я льщу себя надеждой, что суждения в предшествующей статье по поводу этой части плана, должно быть, достаточно, чтобы выставить его в благоприятном свете (вопрос рассмотрен Джоном Джеем в статье 64. –

Ред.) для проницательного взгляда, ограничусь теперь несколькими дополнительными замечаниями с учетом в основном указанных возражений.

Что касается перемешивания властей, я сошлюсь на уже сделанные в других местах разъяснения касательно подлинного смысла правила (см. статьи 47 и 48. – Ред.), на которое опираются эти возражения, и приму как должное, как вывод из [c.486] него: союз президента с сенатом в вопросе договоров никоим образом не нарушает этого правила. Отважусь добавить, что конкретный характер полномочий заключать договоры указывает на особую привлекательность этого союза. Хотя несколько государствоведов относят такие полномочия к правам исполнительной власти, очевидно, что это произвольная классификация, ибо при внимательном исследовании их применения обнаруживается: они носят скорее законодательный, чем исполнительный характер, хотя, по-видимому, строго не подпадают под определение любой из этих властей. Суть законодательной власти – издание законов, или, другими словами, предписание правил для регулирования дел в обществе. А выполнение законов и использование общей мощи либо для этой цели, либо для целей совместной обороны, по-видимому, исчерпывают все функции исполнительной власти. Полномочия заключать договоры, очевидно, не принадлежат ни одной, ни другой власти. Они не касаются ни выполнения существующих законов, ни принятия новых и еще меньше использования общей мощи. Их цели –

соглашения с иностранными государствами, имеющие силу закона, но проистекающие от обязательств, основанных на доверии. Это не правила, предписываемые сувереном подданным, а соглашения суверена с сувереном. Рассматриваемая нами власть, следовательно, существует отдельно и не подпадает ни под законодательную, ни под исполнительную. Уже подробно рассмотренные в другом месте качества, необходимые для ведения внешних сношений (см. статьи 53 и 64. – Ред.

), указывают, что президент лучше всего подходит для этих сделок, в то время как громадное значение доверия и действия договоров в качестве законов сильнейшим образом указывает на необходимость участия всего или части законодательного органа при их заключении.

Как бы ни было уместно и безопасно в правительствах, где должностным лицом является наследственный -монарх, передавать ему все полномочия заключать договоры, но вручать эту власть избираемому на четырехлетний срок должностному лицу небезопасно и [c.487] неуместно. В другой связи отмечалось, и безусловно справедливо, что наследственный монарх, пусть часто угнетатель народа, лично настолько заинтересован в своем правлении, что нет реальной опасности коррумпирования его иностранными державами (см. статью 22. – Ред.). Но человек, поднявшийся от статуса частного гражданина до положения главного должностного лица, обладающий умеренным или тощим состоянием и ожидающий в не очень отдаленное время, что он, возможно, будет вынужден вернуться к состоянию, из которого был взят, может иной раз поддаться соблазну, противостоять которому сверх сил человека, и пожертвовать своим долгом в угоду собственным интересам. Алчный может соблазниться предать интересы государства ради приобретения богатства. Честолюбец – возвыситься с помощью иностранной державы ценой предательства своих избирателей. История отнюдь не дает столь возвышенных примеров человеческих добродетелей, когда нации представится мудрым вверить деликатное и важнейшее дело сношений с остальным миром единоличному распоряжению должностного лица, поставленного в обстоятельства президента Соединенных Штатов.