Федор Алексеевич

   — Слава Богу, что у меня полковники такие догадливые, — усмехнулся гетман. — Как только ты завяжешь драку, у турок пропадёт интерес к лучению. Они кинутся на тебя. А я в это время уже отсюда пошлю нежинцев во главе с полковником Барсуком. Постарайтесь с острова никого не выпускать. Как только остров будет наш, мы начнём общую переправу. Тогда вы с Барсуком станете прикрывать её.

   — Всё понял, Иван Самойлович. Будьте уверены, полтавцы не подведут.

В тот день прибыл гонец из Москвы с вестью для гетмана: 12 августа 1677 года Рославец и Адамович по указу царя сосланы в Сибирь на вечное поселение.

   — Ну, камень с души, — молвил гетман. — Спасибо государю.

   — А великий государь так и сказал, отправляя меня, чтобы хоть в этом успокоить Ивана Самойловича.

   — Государь наш хоть и молод, а умница, — с чувством сказал гетман, и даже отёр рукавом слезу, внезапно выкатившуюся на нос. — Дай Бог ему здоровья и многая лета. А мы уж тут потрудимся. Ты задержись, братец, на день-другой, свезёшь ему хоть добрую весть.

   — А будет она?

   — А то как же. Мы что, с князем Ромодановским сюда шутковать прибыли? Нет, брат. Мы прибыли турку трёпку задать — и зададим. Потерпи.

Остров, как и планировал гетман, был захвачен до рассвета, и сразу же началась переправа полков на правый берег. Потеря острова, свершившаяся так скоро, обескуражила турок. И поэтому, когда из воды полезли драгуны с своими палашами, турки побежали. К рассвету они были прогнаны от берега на пять вёрст, всё Бужинское поле было завалено трупами убитых.

Чигиринцы, узнав об успехе русских на переправе, стали регулярно совершать вылазки. И когда, смятая на Бужинском поле, разгромленная орда явилась под Чигирин, Ибрагим-паша вынужден был отдать приказ об отступлении. Впрочем, даже если бы он не отдал его, бегство всё равно бы продолжалось. Драгуны князя Ромодановского отчего-то особенно напугали янычар, и теперь их появление сеяло панику среди турок. «Драгун, драгун!» — раздавался крик, и всё войско дружно показывало спины.

Бежавшие турки бросили весь обоз и всё тяжёлое вооружение. Это досталось русским и было передано для укрепления Чигиринского гарнизона.

Самойлович, как и обещал гонцу московскому, тут же сел за письмо великому государю. Поделившись радостью победы, гетман писал:

«...Нужен твой указ, великий государь, укрепить Чигирин ратными людьми и хлебными запасами озапасить, точно так же, как и Киев. Да послал бы ты туда боярина с государевыми ратными людьми. Я на своих людей не надёжен и Чигирин один не смогу удержать. А Чигирин покинуть нельзя, потому что всей Украине он защита и оборона добрая».

Хотел уж Иван Самойлович подпись свою поставить, но, подумав, приписал:

«А кошевой Иван Серко к пресветлому престолу вашему государскому и ко мне нежелателен, потому что перед Чигиринским походом помирился с ханом и турками, во время войны никакой нам помощи не дал, и когда хан бежал через Днепр вплавь с ордами, не бил его, а велел казакам перевозить татар в челнах».

Дописав эти строки, ничего в них не выдумав, гетман был твёрдо уверен, что этим письмом окончательно добил своего недруга кошевого Ивана Серко.

«Уж теперь-то, голубчик, государева гнева не минуешь. Как бы за Многогрешным в Сибирь не покатился. Давно пора! Ох давно! Получилось с Рославцом, почему бы не получиться тому с Серко».

Глава 20

НЕ ДОРОЖЕ САМОЙ УКРАИНЫ

В Думе сообщение о победе над турками под Чигирином вызвало приятное оживление.

   — Вот так бы всякий раз, — радовался Хованский, в жизни своей на бранном поле терпевший неудачи. — Бить, бить поганское войско. Хвала князю и гетману.

   — Им-то хвала, а вот что с Серко делать, — сказал князь Долгорукий.

   — С Серко надо поступить как с изменником, смерти предать.

   — Нет! — возразил государь. — Не надо забывать, что кошевой Серко — воин заслуженный и народом избранный. А в том, что он с турками в согласие вступил, мы сами отчасти виноваты. Мы же Сечь только на словах поддерживали. Послали однажды жалованье, и то крохи, курам на смех. Разве не верно?

   — Верно, государь, — вздохнул Одоевский. — Но откуда ж денег взять столько?

   — Но вон султан нашёл для этого тридцать тысяч. И пленных у Сечи выкупил за золото.

   — А как же быть с гетманской жалобой? Из письма ясно, что он ждёт наказания кошевому.

   — Мало ли чего хочет Самойлович, а нам надо помирить их, — сказал твёрдо государь. — Сечь и так к нам слабо привязана, а если мы ещё поддержим ссору гетмана с кошевым, что будет? А? Сами толкнём её на союз с ханом или Польшей. Сами. Что молчишь, Матвей Васильевич, разве я не прав?

   — Что ты, государь, — отозвался сразу Апраксин. — Конечно же, прав. Надо только для такого дела послать очень дипломатичного человека.

Царь взглянул на думного дьяка Иванова, возглавившего после ссылки Матвеева Посольский приказ.

   — Ларион Иванович, слышишь, что Матвей Васильевич советует? Есть у тебя такой человек в Приказе?

   — Есть, государь. Это Тяпкин Василий Михайлович. Как в мае воротился из Польши, так доси ничем серьёзным не обременён.

   — В передней его нет?

   — Нет, государь. Он в Приказе.