Что ж, окажется отчасти. Если руководствоваться строкой в таблице и исключительно результатом. Но футбол, как нам видится, выше любых, причём частенько грязноватых способов добычи очков. Искусство имеет свойство проходить сквозь заполненные таблицы и запротоколированные итоги.
Порукой тому послематчевый анализ игры советских футболистов, сделанный Михаилом Якушиным. О Черенкове сказано: «Играл в средней линии, но в отличие от своих коллег принимал самое активное участие в нападении. Если бы мне задали вопрос: “Сколько у нас нападающих было в этом матче?” — то я бы вместе с Блохиным и Родионовым назвал бы и Черенкова. Если он видел, что партнёр может сделать острую передачу, то обязательно выходил на ту позицию, куда мог последовать пас. Действовал точно, легко, расчётливо, особенно при выходе один на один с Бенту. Черенков был по сути и хорошим связным, завершателем атак. Проделал большой объём работы, но в последние 15—20 минут несколько сник».
Перед нами — пример абсолютного признания со стороны человека совершенно другого поколения. И это даже не Сальников, а тот, кто Сергея Сергеевича тренировал. И ведь как раз Михаил Иосифович некогда высказался против участия Фёдора в чемпионате мира. И он же год спустя восторгается выступлением спартаковца. При этом обратите внимание: ни одного досконально разобранного эпизода, исключая дуэль с Бенту, зато картина предстаёт будто с птичьего полёта.
Если же совсем отбросить эмоции, то мэтр подчёркивает универсальность Фёдора, которая, без сомнения, формировалась через опыт выступлений на международной арене, однако обусловлена и солидной физической готовностью. Ведь любому стало понятно: Черенков способен двигаться и бороться весь матч. И какие ж тут противоречия с тренерской концепцией Лобановского?
В общем, матч окончательно закрепил необходимость появления Фёдора в любом матче первой сборной. Два мяча в официальной игре (да ещё и с прямым конкурентом) всегда стоят чрезвычайно дорого.
А тут ещё в том же номере «Футбола-Хоккея» от 1 мая вышло большое интервью с замечательным названием «Радость, которой он делится». Пожалуй, впервые Черенков ответил обстоятельно и подробно на вопросы, касающиеся в том числе и его внефутбольной биографии. С большинством фактов мы уже знакомы: вырос в рабочей семье, анкету от ФШМ порвал, узнав, что в «Спартак» берут, дальше знакомство с Николаем Старостиным, дубль, первый выход против «Арарата», Горный институт (и «Бей первым, Федя!» — из того материала), Спартакиада, игра против Бразилии.
Так это нынче все знают. А в апреле 83-го читалось с труднообъяснимым для сегодняшней молодёжи наслаждением. И здесь несомненная заслуга Александра Вайнштейна, который в ту пору не был ни успешным журналистом, ни телеведущим и продюсером, а скромно трудился на Московском электроламповом заводе инженером (хотя и стал уже лауреатом премии Совета министров по науке и технике). Быть может, как раз «незамытость глаза» помогла Александру Львовичу добиться от скромного и не особо разговорчивого Черенкова настоящей откровенности.
Так каким же предстал футболист перед поклонниками его дарования?
Прежде всего, человеком умным, ироничным. Чувствовалось: это выпускник хорошего столичного технического вуза. Допустим, тема Горного института как нетипичного выбора получила следующее развитие: «Здесь, наверное, очень вписалась бы красивая история о том, что я потомственный горняк и решил продолжить семейную традицию. Увы, всё прозаичнее. Мой отец — формовщик на заводе, мама тоже из рабочих. Младший брат Виталий, хотя и закончил ту же школу, выбрал специальность радиомеханика. Так что горной династии никак не получится. Вот только если Настя поддержит, дочке ещё трёх лет нет, да и профессия, говорят, не женская. А если серьёзно, то о выборе института не жалею».
По поводу «красивой династической истории» не для красного словца сказано. Страсть как обожали при расцвете застоя разного рода рассказы о верности традициям. Черенков, судя по интонации, всё это понимает и мягко демонстрирует собственное неприятие пафосной риторики.
При этом он столь же спокойно сообщает: «Так что как человеку институт дал очень много. Здесь я был принят в члены партии». Кто-то представлял себе Фёдора Фёдоровича на партийном собрании? А это между тем случалось, и не раз. Просто он по духу, по сути для нас даже не вне партий — скорее, над ними. Но тогда-то студентов принимали в ряды КПСС чрезвычайно редко. И мы (на полном серьёзе) имеем дело с особым доверием к достойному, уважаемому в коллективе человеку. Неординарно размышляющему не совсем, как видим, об игре: «Судьбы многих подающих надежды, и не только в футболе, могли сложиться иначе, умей они в своё время так же трезво оценить окружавших их людей и своё место среди них. Спортсменам действительно порой не хватает “заземлённости” сверстников, а без постоянной внутренней духовной жизни это может стать источником многих бед. “Душа обязана трудиться...” — кто сказал, что это несправедливо применительно к футболу?»