Помолчали, подавленно смотря в отблески жалкого костерка. Я, напряжённо думал, лихорадочно перебирая в памяти сотни историй крепостных осад, которыми увлекался в своё время. Ну, не может всё так безнадёжно быть. Должен быть выход. В прошлом и не такие крепости брали! А если…
— Скажи, дядька Данила, — прервал я затянувшееся молчание. — А цепь эту, что реку возле крепостей перегородила, где-то рядом с рекой возле крепостной стены натягивают? Не будут же они её через всю крепость тянуть?
— Вестимо, не будут, — Порохня, хмыкнув в усы, выбил из люльки пепел и сунул её за пояс. — Наверняка ворот с цепью возле самой стены стоит. Вот только как ты в крепость попадёшь? Турки теперь вполглаза спать будут. По всей стене дозоры выставят.
— Дозоры, говоришь, — оглянулся я в сторону утонувшей в ночном мраке крепости. — Дозоры — это хорошо.
Утром все запорожцы собрались на берегу реки, чтобы решить, что делать дальше.
— Пошли, — позвал и нас какой-то сечевик, решительно махнув рукой. — Старши́ны всех на совет зовут.
— Почему не сходить, раз зовут, — степенно пригладил усы Порохня. — По всему видать спор промеж Старши́ны вышел, раз сечевиков сзывать начали, — пояснил он мне.
Ну, да. Мы же в походе сейчас. А в походе кошевой волен единолично решать, как дальше действовать. Да видно опять Бородавка с Сагайдачным к взаимному консенсусу прийти не смогли. Вот и решили на казацкий суд свой спор вынести. Хотя, может быть как раз наоборот. Что-то надумали, да только от собственного решения с души воротит. Вот и хотят, чтобы всё войско его поддержало, тем самым ответственность за него с ними разделив.
Тройка лидеров запорожского похода, залезли на одну из чаек, чтобы их было лучше видно почти трёхтысячной толпе. Я всмотрелся в мрачное лицо Яцко Бородавки, полюбовался кислой рожей Сагайдачного, скользнул мимолётно взглядом по насупившемуся Тискиневичу. Судя по увиденному, тут второй из моих вариантов более верным будет. Ничем хорошим с такими лицами нас порадовать не могли.
Ну, ладно. Посмотрим. Может, я просто нагнетаю?
— Други мои! — начал кошевой, как только все собрались. — Сами ведаете, что произошло. Перекрыли собаки неверные единственную дорогу цепью, да из пушек палят, грозя смертью лютой каждому, кто мимо крепостей их поганых пройти попытается. Вот и нам изрядно досталось, товарищи. Четыре чайки на дне Днепра лежат, две хоть и доплыли до берега, а не многим лучше будут. Почти полсотни наших сотоварищей погибло в той бойне лютой, что нам басурманы устроили, — Бородавка помолчал, давая запорожцам время осмыслить всю глубину постигшей их трагедии. Ответом ему была тишина. Молчат сечевики, скорбно опустив головы. Только окрепший ветер усы с чубами теребит, да волны о чайки ритмично плещутся. — Вот только есть ли на этом свете сила, что может казака остановить? — спросил, между тем, Бородавка, прожигая слушавших яростным взглядом. — Нет такой силы! Так вот, панове. Я думаю так. Дождёмся мы ночи, да ударим дружно на крепость турецкую Ислам-Кермен, а с реки к ней чайки подойдут, чтобы огнём из пушек своих товарищей поддержать. Возьмём крепость, опустим цепь, что реку перегораживает, да и пропустим чайки. Дело предстоит нелёгкое, хлопцы, — признался в конце своей речи, кошевой. — Но, если дружно насядем, да смерти не побоимся — должны мы нехристей одолеть.
Казаки загудели, обсуждая услышанное. Кто-то рвался в бой, призывая старейшин вести на крепость, кто-то выражал сомнения в разумности плана, говоря, что все мы под этой крепостью и поляжем.
— Этот план мы обсудили со всеми старейши́нами и куренными атаманами, — выступил вперёд Сагайдачный, поклонившись казакам. — Погибнут многие, тут спору нет. Да что там говорить, может так случится, что все мы у крепости этой поляжем, — обвёл он мрачным взглядом притихшее войско. — Но ляжем в бою, с честью, досыта кровушки басурманской пролив! Лучшего плана всё равно придумать нельзя, но если есть кому что сказать, то говорите. Или кто хочет на милость турок сдаться и ноги им целовать? Так тем с нами не по пути.
Крикуны смолкли, не найдя, что возразить обозному старши́не.
— Так что, хлопцы, есть у кого из вас другой план, как ворога одолеть, да мимо крепостей турецких до Сечи пройти? — ещё раз спросил кошевой, уперев руки в бока.
— Есть! — решившись, я выступил вперёд, почувствовав, как рубаха на спине покрывается липким потом.
— Тебе бы и помолчать можно было, Чернец — окинул меня мрачным взглядом Сагайдачный. — Не казак ты вовсе, да смутьян к тому же, чудом казни избежавший, — и махнул рукой, давая понять, что и слушать меня не собирается.
— Нет, ты погоди, Петро, — выступил вперёд Порохня. — Он хоть и не казак, но тоже участник похода, сам же о том толковал. Ворота Варны опять же вместе с тобой брал и бился там храбро. А, значит, и высказаться, как и любой казак может. То всё по закону, дедами нам заповеданными.