Фея Семи Лесов

Я царапала ему лицо всеми десятью пальцами, извивалась, стараясь высвободиться из-под этого противного тяжелого тела. Невыносимая тошнота подступала к горлу, отвращение и ужас душили меня. Герцог все время старался поймать, задержать мои руки, однако это ему не удавалось, и он в каком-то остервенении разрывал мою одежду в клочья. Омерзительные, невыносимо противные губы прилипали к моему рту, и тогда я думала, что сойду с ума от отвращения. Едва мне удавалось высвободить свои губы от его рта, как я начинала кричать. Всадник, всадник на дороге! Теперь он должен быть где-то здесь, где-то поблизости!

У меня не было больше сил, я была близка к обмороку. Закрыв глаза, чтобы не видеть этого побагровевшего лица, склонившегося надо мной, я почти потеряла сознание. И вдруг.

Какая-то невероятная сила отбросила от меня герцога. Сразу стало легко, ужас прекратился… Но я билась, билась на земле в судорожных рыданиях, непрерывные спазмы сжимали мне горло.

Я увидела перекошенное от злобы лицо герцога и спокойное бледное лицо виконта де Крессэ. Я пока не воспринимала на слух того, что они говорили. Я только заметила на руках и спине герцога полосы от кнута, который сжимал в руках виконт.

– Убирайтесь, – крикнул герцог, – какое вам дело до моей жены? Я имею на нее все права.

– Насколько мне известно, – произнес виконт дрожащим от гнева голосом, – никаких прав у вас нет. Мадемуазель Катрин еще не жена вам. Ей омерзителен ваш вид. Если в вас осталось хоть какое-то благородство, освободите ее от своего присутствия.

Герцог взглянул на меня. Мне стоило больших усилий сдерживаться и не осыпать его самыми грязными ругательствами, какие остались в моей памяти еще с Тосканы.

– Я требую, чтобы вы удалились, – сказал виконт, – видеть ваше лицо – унижение для любого аристократа. Я буду стрелять в вас, если вы не уберетесь отсюда.

Он вытащил из-за пояса пистолет и взвел курок.

– Но я же безоружен, вы же видите! – закричал герцог в бешенстве. Его расцарапанное в кровь лицо было страшно. – Давайте-ка лучше отложим наш поединок на потом, когда у меня тоже будет пистолет.

– Я буду стрелять в вас, сударь, – холодно произнес виконт, – вы слышите, я буду стрелять в вас!

Я была так потрясена, что даже не заметила, как герцог уехал. Рыдания душили меня, казалось, им не будет конца.

– Вот видите, – нравоучительно сказал виконт, усаживаясь рядом со мной, – что значит обручаться не подумав.

Он попытался взять меня за руку, но я вздрогнула так, словно мне к горлу приставили нож, и крикнула:

– Не трогайте меня!

Он не обратил внимания на мои слова и, сильным движением обхватив за плечи, заставил подняться. Его действия были настойчивы, но не грубы.

– Вам нужно умыться, – сказал он.

Я умывалась, смешивая и воду, и слезы. Ссадины на груди ныли так, что я всхлипывала от боли. Умывшись, я попыталась кое-как подобрать волосы, но у меня не нашлось булавок. Виконт протянул мне черный шнурок от своего ягдташа.

Тяжело вздыхая, я приводила себя в порядок. Впрочем, из этого мало что получалось. Разорванный корсаж пришлось на груди стягивать рукой, юбка висела клочьями. Этого герцога надо бы прикончить на месте! Хорошо еще, что поблизости оказалась вода, и я могу смыть с себя его прикосновения. Стоя на берегу, я с трудом удержала равновесие. Рука виконта предусмотрительно меня поддержала.

– Благодарю вас, – пробормотала я.

Я немного успокоилась, и во мне начинали пробуждаться чувства. Первое, что пришло мне на ум, – это сходство того, что случилось со мной, с историями из романов: невинная девушка, демонического склада насильник и благородный рыцарь, что-то вроде Ланселота или Персифаля. Я поневоле улыбнулась.

– Хорошо, что вы успокоились, – произнес виконт, заметив мою улыбку.

Я села рядом с ним. Мне было нехорошо, я боялась, что меня стошнит.

– Я бы советовал вам быть осторожней, Катрин, – сказал виконт, желая чем-нибудь меня отвлечь, – то, что поблизости оказался я, – это же чистая случайность. Бросельянд и Гравель всегда безлюдны, а уж по воскресеньям…

– Боже мой, как я благодарна вам, Анри, – прошептала я со слезами на глазах. Сама того не заметив, я впервые назвала его по имени. – Вы себе не представляете, как я вам благодарна.

Я сжала виски руками: у меня очень кружилась голова.

– Вы знаете, у меня ведь еще никогда… никогда ничего не было с мужчинами. Да, это правда. И как только я представила, что в первый раз у меня это будет так ужасно, мне захотелось умереть… Уж лучше никак, чем так.

Я говорила то, что никогда не следует говорить кавалерам.

– Я никогда даже не предполагала, даже подумать не могла, что со мной может такое случиться… что он способен отважиться на такую низость… О, какой мерзавец!

– Вы ведь не любили его ни капли, Катрин.

– О, да я его с самого начала терпеть не могла!

– Зачем же вы так тщательно это скрывали?

– Приличия требуют, чтобы жених и невеста любили друг друга, – пробормотала я неуверенно. – Я соблюдала приличия.

– Затоптав свое собственное счастье?

– Ничего не затоптав! – воскликнула я. – Неужели вам так нравится задавать мне подобные вопросы?

Он умолк.