Фея тумана

Я дважды обошёл ярмарку и находился уже у стен замка, когда наконец увидел её. Мне следовало сразу сообразить, что искать Гиту в толчее бесполезно — она достаточно состоятельна, чтобы не арендовать лавку, а снять в предместье целый дом со складом. Так оно и было — Гита, весёлая и оживлённая, стояла у крыльца длинной бревенчатой постройки, ведя беседу с обступившими её торговцами шерстью.

Она изменилась. В ней не осталось ничего детского — того, что некогда так умиляло меня. Затаив дыхание, я смотрел на неё, и мне казалось, что глаза мои никогда не видели ничего более прекрасного.

Гита Вейк! Передо мной стояла восхитительная молодая леди, державшаяся среди почтенных купцов из-за моря независимо и свободно. И уверенности в ней было ничуть не меньше, чем у Бэртрады. Богатством одежд она также не уступала графине. Голову Гиты покрывала завязанная на саксонский манер шаль, изящные складки которой удерживали на уровне ключиц две богатые броши; платье на ней отвечало европейской моде — узкое блио голубого тонкого сукна со шнуровкой на спине и обвивающим бёдра тёмно-синим бархатным поясом, расшитым серебром и речным жемчугом. Таким же расшитым бархатом были подбиты её широкие ниспадающие от предплечья рукава. Сочетание голубого и глубокого синего подчёркивало её красоту — в этом наряде Гита выглядела настолько прекрасной, что я ощутил восхищение и... желание, такое сильное, что отозвалась каждая мышца в моём теле.

Из дома тем временем вышел стройный смуглый мужчина — и я узнал Ральфа де Брийара. Француз нёс кувшин с вином, и тут же, раздав фламандцам чаши, принялся наполнять их. Сей рыцарь прислуживал Гите не хуже, чем некогда моей супруге. Я заметил, как Гита поблагодарила его нежной улыбкой... И вспомнил, что Пенда прочил именно этого безземельного рыцаря в мужья для моей подопечной.

Но я уже знал, что никогда не позволю этому произойти.

Должно быть, глаза мои горели, как у оголодавшего волка в засаде, Гита внезапно начала оглядываться, словно её что-то обеспокоило, — и тут наконец заметила меня. Улыбка сошла с её лица. Она сказала несколько вежливых слов фламандцам и, оставив их с Ральфом, направилась ко мне.

— Да пребудет с вами благословение Небес, милорд, — она склонилась в поклоне с грацией, которая сделала бы честь и самой изысканной нормандке. — Прекрасный день, не так ли? И ярмарка в Гронвуде отменная.

Что это был за разговор? Ничего не значащие слова — поздравления в связи с моим благополучным возвращением из-за моря, мои вопросы о продаже шерсти и её уклончивые ответы... Чтобы сломать лёд официальной холодности, я спросил о нашей дочери — единственном, что нас ещё связывало. Гита шутливо ответила, что девочка здорова и прелестна, но было бы безумием брать её с собой в Гронвуд на торги — слишком уж тут шумно и людно.

— И всё-таки я хотел бы повидать Милдрэд, — настаивал я.

— Разумеется, я не могу запретить вам это, милорд, — проговорила Гита после некоторого колебания. — Когда у вас найдётся свободное время, будем рады видеть вас в Тауэр-Вейк.

Ну что ж, по крайней мере теперь у меня было её приглашение. А Гита вновь заговорила о торговле — о том, что привезла на ярмарку свыше полутора сотен тюков шерсти, которые обошлись ей в двести фунтов, но рассчитывает сбыть товар не меньше чем за четыреста. И тут же, взглянув на поджидавших её фламандцев, заторопилась и принялась извиняться, что её ждут дела.

Я молча склонил голову, разрешая ей удалиться. Эта гордая, прекрасная и невозмутимо спокойная женщина совершала сделки, не уступающие моим, и, разумеется, ни в малейшей степени не нуждалась в опеке. Пенда прав — граф Норфолк нужен ей только для того, чтобы подыскать достойного мужа.

Мужа? Да я скорее снова облачился бы в плащ тамплиера и отправился воевать с сарацинами, лишь бы уклониться от выполнения этой части своих опекунских обязанностей!

Подавленный, я побрёл к замковым воротам. Миновал первый двор, и у вторых ворот нежданно встретил Хорсу. Он стоял, опираясь спиной на цепь опущенного моста и поглаживая сидящего на его руке сокола в клобучке. Несмотря на жару, Хорса был в длинной накидке из белой овчины поверх простой туники без рукавов, его голые до колен ноги обвивали ремни грубых башмаков. Прямо тебе сакс из тех времён, когда про битву при Гастингсе и слыхом не слыхивали.

Я что-то пробормотал насчёт того, что охотничьи птицы ныне как никогда в цене, — я готов был толковать с Хорсой о чём угодно, только не о том, ради чего он явился в замок. Я не мог и не хотел это обсуждать. Однако Хорса последовал за мною во внутренний двор.

Он был одним из самых почитаемых танов в Норфолке, но не из числа тех, кого я бы пригласил к себе на пир. Его бунтарское прошлое было ещё у многих на слуху. Поэтому, чтобы случайно не столкнуться с кем-либо из нормандских гостей, я попросту опустился на широкую ступень крыльца главной башни и сказал, что готов его выслушать.