Ему было жаль мистера Сэмюэла и ту женщину — ведь они остались в плену у фейри. Но жители деревни сказали, что староста вообще-то заслужил: никому житья не давал, работников обманывал, так что пускай теперь побатрачит на маленький народец: это будет даже справедливо. А вдовице Розмине у эльфов, может, даже лучше будет. К работе ей не привыкать — она и здесь роздыху не знала, всё крутилась, как белка. Зато исстрадавшееся сердце, если повезет, найдёт утешение в волшебной стране, — ведь фейри лучше всех умеют варить зелье забвения.
— Перестань дудеть, — в его размышления ворвался недовольный голос Джеримэйна. — Башка уже болит от твоей писклявой музыки.
— А у меня — от твоего бубнежа. Что ты там всё бормочешь? — не остался в долгу Элмерик.
— Пытаюсь заклятие не забыть. То, которому Ллуэллин научила. Ты видел, как дрозда надутого отшвырнуло? Аж пёрышки полетели в стороны!
— Я думал, это от ветра, — Элмерик нехотя отложил флейту. Ему совсем не хотелось опять ругаться с Джерри — они же только-только помирились. Ну вроде как. По крайней мере, в Тисовом Логе былая ссора ни разу не вспомнилась.
— И от ветра тоже. Но уверен — заклятие важнее. Это же магия фейри, понимаешь! Настоящая! Нет, я непременно должен его зазубрить, чтобы использовать в бою.
Что тут скажешь? Пришлось Элмерику затихнуть до самого Чернолесья, что было не так уж и легко. Но позже он всё-таки почувствовал себя отомщённым, когда за ужином Джеримэйн попросил мастера Патрика перевести слова мудрёных чар, а тот, выслушав заклятие, неожиданно расхохотался.
— И где ты этого набрался?
— Это ведь язык младших ши? — Джерри насупился, заподозрив неладное.
— Да, — кивнул наставник. — Одно из самых простых и грубых наречий. Если переводить фразу дословно, получится что-то вроде: «ну, покеда, курица».
— Эй, Рыжий, слыхал, чё в Чернолесье творится? — Джеримэйн, как водится, начал разговор без предисловий.
Ученики чародея изучали свитки, зубрили заклинания, и вдруг в полной тишине — новости! Элмерик аж вздрогнул от неожиданности.
— Нет. А что там ещё стряслось?
— Карга Шеллиди померла. Помнишь, у которой забор кривой и старый тис угол дома подпирает?
— А, бабка из тисового домика? Ну так ей уже и лет было… как бы не все сто, — Элмерик пожал плечами.
Конечно, он помнил бойкую сухонькую старушонку с лицом сморщенным, как печёное яблоко, и ужасно сварливым характером — таким, что все чернолесские торговцы, едва завидев её в дверях своих лавок, закатывали глаза, мол, сейчас начнётся: и лепёшки-то чёрствые, и мясо жилистое, и масло какое-то не маслянистое…
Пекарь так и вовсе старуху Шеллиди иначе как ведьмой не величал. Может, и не далёк был от истины, потому что целебные травки бабка точно собирала и сушила, а потом из них всякие мази да зелья стряпала. Но в деревне-то все так или иначе знахарствуют: знают, где отвар чабреца поможет, что чистотелом помазать, а куда лучше лист подорожника приложить. Но вот что ещё было странно — хозяйство у старой Шеллиди на первый взгляд казалось бедным: домик кривенький, неказистый, забор косенький, всего имущества, почитай, одна корова — старая, как и её хозяйка, беззубая тоже, зато молоко дающая исправно. Бабка ничем не торговала, огород не возделывала — сад запустила так, что тот весь зарос крапивой да малинником, однако звонкие монетки у неё водились. Не бог весть какое богатство, но на житьё-бытьё хватало и даже на мясо по праздникам оставалось.
— Может, и больше ста, — Джерри поёжился. — Она ж наверняка ведьма. Видал, какие у неё бородавки?
— Ой подумаешь-то! — фыркнула Розмари, заслышав их беседу. — У кузнеца тоже на носу бородавка-то. Само по себе это ничего не значит — не мне тебе рассказывать. Я, между прочим, у нашего мастера Патрика-то про старуху спрашивала даже. Знаешь, что он ответил?
— Чё? — тёмные глаза Джерри загорелись от любопытства.
— Да ничего, в том-то и дело-то. Посмеялся только и сказал, мол, коли так судить — любую деревенскую бабку можно ведьмой счесть. И ещё велел со старой Шеллиди не связываться-то, потому как вздорная она. Коли узнает, что мы про неё за спиной судачим, не постесняется на мельницу припереться и будет целый день зудеть, как оса. Дескать, приструните своих учеников-то, мастер мельник!
— Уже не будет, — Джерри по привычке дёрнул себя за отросшую чёрную чёлку (он всегда так делал, когда нервничал).
— Старая Шеллиди была ведьмой, я точно знаю, — возразил Элмерик. — Если хотите, вам Келликейт подтвердит. Бабка с девой Рябинового ручья разговаривала. Деревенские к ней за оберегами ходили.
— А что ж тогда мастер Патрик-то от меня отмахнулся? — надулась Розмари.
— Не знаю. Может, не в духе был. А может, и правда не хотел со сварливой бабкой связываться.
— Эх, жалко Джинли, она теперь совсем одна осталась… — вздохнул Джеримэйн и Элмерик, сам того не желая, вздохнул следом.