Фейри Чернолесья

— Спешу-спешу! — выкрикнула противница Джеримэйна, обернулась огромной серой кукушкой и вылетела в окно. Всё это на мгновение отвлекло Элмерика — и за свою рассеянность он чуть не поплатился жизнью. Прямо перед его носом вдруг полыхнуло так, что Элмерику пришлось отшатнуться, чтобы пламя не опалило лицо и волосы. Флейта опять выпала из рук. Последние тисовые ветви, ещё остававшиеся в доме, поспешно втянулись в окно, словно боясь обжечься, но радоваться этому не стоило. Конечно, больше не нужно было отбиваться от хищных сучьев, но пожар перегородил дверной проём так, что стало ни войти, ни выйти. Соколята остались внутри и могли лишь наблюдать, как фейри тащит кусающуюся и вопящую Шеллиди к повозке, запряжённой парой белых красноухих лошадей. Иномирные скакуны, готовые тронуться в путь, в нетерпении рыли копытами землю.

Джерри оттолкнул Элмерика с дороги и выступил вперёд, размашисто чертя в воздухе фэды огама: пламя нужно было потушить во что бы то ни стало.

— Прыгай в окно, — скомандовал он.

— Я не оставлю тебя здесь. Сгоришь же к бесам болотным!

— Прыгай, кому говорят! Не мешай мне! Я справлюсь.

— Всё готово-то! — снаружи раздался победный голос Розмари.

Послышался глухой протяжный стон — Элмерик не сразу понял, что это стонет заколдованное дерево. Ветви заскрежетали, царапая стену дома в бессильной злобе, миг — и всё стихло.

Огонь тоже поддался заклятиям, которые щедро рассыпал Джерри, — зашипел и угас, явив взгляду обугленные доски, прогоревшие до дыр сундуки и хлопья сизого пепла, кружащиеся в воздухе. От запаха гари Элмерик закашлялся, его здоровый глаз наполнился слезами, взор затуманился.

Словно сквозь мутную густую пелену он увидел, как Ивар пошатнулся и рухнул, как подкошенный. А когда Элмерик вытер глаз кулаком — фейри уже не было видно, зато на траве лежала веточка тиса с белыми, будто тронутыми инеем, иглами, сплошь усыпанная красными ягодами.

К сидящей на земле Шеллиди тут же подскочил Репей, облизал ей лицо и грозно залаял на ветку.

— Проснулся, охранничек? — мягко пожурил пса Джерри. — Больше не поджимаешь хвост?

— Ты собаку-то не ругай, — из-за угла дома вырулила раскрасневшаяся Розмари. — Не мог он в дом войти. Небось сам видал, как там от колдовства всё искрило. Заколдовали его, беднягу. Зато он мне снаружи-то знаешь как помог? Как подошла я с покрывалом к тисовому дуплу, чтобы корни укутать-то, тут же птиц-то видимо-невидимо налетело. И все такие давай у меня покрывало из рук вырывать, клевались, щипались. А он их всех отогнал! Парочку придавил даже. Хороший пёсик.

— А с этим чё теперь делать? — Джеримэйн подошёл к веточке тиса, в которую превратился фейри. Хотел было пнуть ногой, но передумал. — Может, сжечь, и дело с концом?

— Не настало ещё его время, помните, я говорила? — Шеллиди вскинула руку в упреждающем жесте. — Дайте-ка сюда.

Она взяла веточку не голой рукой, а платком, поднесла ко рту и что-то зашептала. Сперва Элмерику показалось, будто старая ведьма произносит заклятие. Может, поначалу это оно и было, но в конце он прочитал по губам явственное «Прощай, Ивар» и поспешно отвернулся. Ему показалось, что эти слова не предназначались для чужих ушей; будет лучше, если так оно и останется.

— Я положу его в дупло старого тиса, на зачарованное покрывало, пусть спит до поры, — решила Шеллиди.

Что ж, ей, наверное, было виднее. Она же ведьма.

На всякий случай Элмерик глянул на Роз. Та кивнула, мол, да, так будет лучше.

Небо над лесом уже начинало светлеть, будто на ночную синеву кто-то плеснул розовой краски. Проснувшиеся воробьи весело расчирикались в кустах, готовясь встречать солнце нового дня. На траве поблёскивала роса, в низине повисла густая туманная дымка, даже верхушки сосен Чёрного леса, казались не такими уж тёмными — вокруг было так хорошо и спокойно, что все события минувшей ночи могли бы показаться сном, если бы не отчётливый запах гари, до сих пор висевший в воздухе.

Признаться, Элмерику не верилось, что всё закончилось. Вроде бы они победили, но никакой радости от этой победы он не испытывал. Зловредный тисовый фейри вполне мог пробудиться — пусть не через год, а через сто лет, не важно. И вряд ли за время сна его характер улучшится, а привычки изменятся. Это означало, что со временем другие девушки могут попасть в беду, а Соколят, готовых встать на их защиту, рядом не окажется, и что тогда? Но с настоящими пророчествами не спорят: если уж сказано, что победить его суждено не им и не сейчас, ничего не поделаешь, придётся смириться. Обидно было и за Джинли — девушка всего лишь хотела тихой спокойной жизни, а в итоге осталась без жениха, без нарядов, которые сгорели вместе с сундуками, и даже старый дом после пожара был едва ли пригоден для дальнейшей жизни. Да ещё и тис под окном будет стоять вечным напоминанием о пережитом ужасе… Хотелось надеяться, что староста Дунстан не оставит свою подопечную в беде.

— Сыграй нам, бард, — вдруг попросила Шеллиди.

— Я? — Элмерик вздрогнул, вынырнув из своих мыслей.

— Ну не я же, — усмехнулась ведьма. — Говорят, в музыке можно найти утешение. Не врут же?